Дмитрий Воронин - Высокий замок

Тяжелые времена для Империи. Но все пройдет. Рано или поздно услуги Диланы снова понадобятся Императору, и он позовет ее.

Дилана протянула руку и пододвинула к себе пожелтевший от времени лист бумаги. Задумалась…

Много лет назад, еще в те времена, когда она состояла в Ночном Братстве, ей довелось иметь доверительную беседу со Старшим Братом. Тщедушный старичок, державший в своих измученных артритом пальцах нити жизни и смерти множества своих людей, владевший тайнами, за беглое ознакомление с которыми многие готовы были отдать все что угодно, щурил на гостью подслеповатые глаза. Старик немало гордился тем, что знает в лицо и по имени всех Братьев до единого. И Сестер тоже. Каждого он удостаивал беседы, по итогам которой человек либо становился Братом, либо навсегда и бесследно исчезал. С некоторыми Старший Брат встречался повторно – и это, как правило, было дурным предзнаменованием. Дилане довелось беседовать с главой Ночного Братства четырежды. Та встреча была третьей.

– Ты знаешь, в чем смысл жизни, Дилана? – Голос его был сухим и дребезжащим.

– Служить Братству. – Она была уверена, что старик ждет именно такого ответа.

Он засмеялся хриплым, каркающим смехом.

– Брось, девочка, ты среди нас уже достаточно долго, чтобы никто не усомнился в твоей верности. Ответь прямо.

Она думала долго, и старик не торопил ее. Медленно тянул из серебряного бокала неприятно пахнущее варево – наверняка сбор лекарственных трав, продляющий жизнь и восстанавливающий силы. Время от времени ползли слухи, что старику уже недолго осталось… правда, обладатели слишком длинных языков жили недолго.

– Я… не знаю.

– Когда-нибудь, – Старший Брат снова сделал глоток, – когда тебе станет очень тяжело, возьми лист пергамента и начертай на нем имена. Имена друзей, имена врагов. А когда они уйдут из жизни – вычеркни. И если однажды ты увидишь, что все имена на твоем листе зачеркнуты – тогда и поймешь, что дальнейшая жизнь бессмысленна. Но до тех пор…

Позже она не раз вспоминала ту беседу. И когда явилась к старику в четвертый и последний раз – напомнила. И предупредила – не попросила, а именно предупредила, с легкой угрозой – что не стоит вносить ее имя в заветный список. Ни как друга, ни как врага. Особенно – как врага. Старик внял. Тем более что Дилана предложила за свою жизнь немалую цену.

В тот день, вернувшись в свой дом, она вычеркнула из списка одну строку. Не потому, что человек, чье имя было внесено в список, умер. Просто он перестал быть врагом.

Дилана Танжери вгляделась в начертанные строки. Два столбца. В одном, коротком – имена друзей. Всего две строки. Два человека, которые были ей в чем-то дороги. Два имени давно уже вычеркнутых из списка и из жизни. Молодой офицер, убитый много лет назад. И телохранитель, повешенный инталийцами.

Второй список был длинен. Она пробежала глазами по зачеркнутым строкам, усмехнулась… Как быстротечно время, как легко оно приносит забвение! Какие-то имена она даже не помнила – а ведь раньше они что-то значили для нее. Сюда не попадали люди, чья жизнь требовалась Императору. Это был перечень ее личных врагов, и в нем были зачеркнуты почти все имена. Почти. Осталось всего два.

Таша Рейвен.

Ангер Блайт.

Она усмехнулась. Что ж, жить все еще стоило.

Серо-черная пелена. Я стою у окна, чувствуя, как успокаивается бешено колотящееся сердце. Я снова дома.

Замок рад. Нет, это даже нельзя назвать радостью… восторг, благодарность, любовь… Он счастлив, что я вернулся, он хочет служить мне и впредь, оберегать от опасностей, выполнять мои даже толком не осознанные желания. Потакать во всем. Те несколько часов, пока я отсутствовал, он страдал. И теперь снова возвращался к жизни.

Я усмехнулся – самые надежные тюрьмы те, что мы создаем себе сами. Никогда не решится на побег узник, уверенный, что избрал себе заточение по доброй воле.

Отхожу от окна, снова сажусь в кресло. В камине по-прежнему пылает магический огонь, на столике, рядом с обломками Изумрудного Жала, появляется изящный бокал, наполненный вином. Интересно, существует ли еще этот сорт? Или он остался лишь в старых летописях кинтарийских виноделов, как одно из лучших их достижений. Скорее так и есть. Подобные шедевры удается создать ладно если раз в столетие. Вино невозможно сберечь для грядущих поколений, и никому уже не суждено узнать изумительный вкус «Золотой осени». А мне стоит лишь протянуть руку.