Дэвид Геммел - Легенда

– Опустить забрала! – прокричал Хогун. – Стройся клином!

Хогун и Эликас стали в голове клина, и солдаты выстроились в установленном порядке – по сотне с каждой стороны.

– Вперед! – скомандовал Эликас, и конница двинулась – сперва рысью, потом галопом, с пиками наперевес. Расстояние сокращалось – кровь Хогуна бурлила, и сердце стучало в лад с громом подков вороных коней.

Он уже видел лица надиров и слышал, как они кричат.

Клин врезался в надирские ряды – громадные вороные кони с легкостью прокладывали путь, сминая мелких степных лошадок. Пика Хогуна пронзила надиру грудь и сломалась, когда тот вылетел из седла. Настал черед сабли: Хогун сшиб с коня другого надира, отразил удар слева и обратным движением рассек врагу горло. Справа Эликас с дренайским кличем поднял своего коня на дыбы, и тот передними копытами сокрушил пегого степняка, а всадник свалился под копыта коней.

Черные Всадники пробились и понеслись вперед – к далекому, ненадежному укрытию Дрос-Дельноха.

Оглянувшись, Хогун увидел, что надиры перестраиваются и скачут рысью на север. Погони не было.

– Сколько человек мы потеряли? – спросил он Эликаса, переходя на шаг.

– Одиннадцать.

– Могло быть хуже. Кого?

Эликас перечислил имена. Все они были славные воины, пережившие немало сражений.

– Мерзавец Оррин еще заплатит за это, – с горечью бросил Эликас.

– Перестань! Он был прав. Скорее случайно, чем по здравому расчету, но прав.

– В чем это он прав, хотел бы я знать? Мы ничего не узнали, а потеряли одиннадцать человек.

– Мы узнали, что надиры ближе, чем нам казалось. Эти псы-конники принадлежат к племени Волчьей Головы, из которого происходит и Ульрик, – они его личная гвардия. Он не стал бы высылать их далеко от основного войска. У нас впереди не больше месяца – в лучшем случае.

– Проклятие! А я уж собрался выпустить этому борову кишки – и будь что будет.

– Скажи, чтобы ночью не разводили костров, – велел Хогун и подумал: «Это твое первое мудрое решение, толстяк. Только бы оно не оказалось последним».

Вековая краса леса трогала суровую душу легендарного воина. Все здесь казалось зачарованным. Корявые дубы стояли в лунном свете молчаливыми часовыми – величественные, непреклонные, бессмертные. Что им до войн, которые ведет человек? Легкий ветерок шелестел в их сплетенных ветвях над головой старика. Лунный луч лег на поваленное дерево, придав ему неземную прелесть. Одинокий барсук, попавши в полосу света, шмыгнул в кусты.

Сидящие у костра разбойники грянули удалую песню, и Друсс тихо выругался. Лес опять стал просто лесом, а дубы – всего лишь громадными деревьями. Подошел Лучник с двумя кожаными кубками и винным мехом.

– Это вентрийское, – сказал он. – От него твои волосы опять почернеют.

– Хорошо бы, – ответил Друсс.

Молодой человек разлил вино по кубкам.

– Ты что-то загрустил, Друсс. Я думал, возможность еще одного славного сражения зажжет твое сердце.

– Хуже пения твоих молодцов за последние двадцать лет я ничего не слыхал. Только песню портят. – Друсс прислонился спиной к дубу, поддавшись расслабляющему действию вина.

– Зачем ты идешь в Дельнох? – спросил Лучник.

– А хуже всех были пленные сатулы. Знай тянули одно и то же. В конце концов мы их отпустили, посчитав, что этой своей песней они подорвут боевой дух своего племени за неделю.

– Старый конь, от меня не так-то легко отвязаться. Ответь мне – хоть как-нибудь. Соври, если хочешь, – но скажи, зачем ты идешь в Дельнох.

– К чему тебе это знать?

– Для меня это загадка. Даже кривому видно, что Дельнох падет – тебе ли этого не знать, с твоим-то опытом? Так почему же?

– А знаешь ли ты, паренек, сколько безнадежных дел я брал на себя за последние сорок лет?

– Думаю, что не так уж много. Иначе ты не сидел бы тут и не рассказывал о них.

– Ошибаешься. Из чего ты заключаешь, что сражение будет проиграно? Из численного или стратегического перевеса, из позиции, которую занимают войска? Все это плевка не стоит. Все дело в том, готовы люди на смерть или нет. Армия, превышающая числом другую, терпит крах, если ее солдаты менее готовы умереть, нежели победить.

– Риторика, – бросил Лучник. – Прибереги это для Дроса. Тамошние дурни как раз развесят уши.

– Один человек против пяти, да и тот калека, – с трудом сдерживаясь, сказал Друсс. – На кого бы ты поставил?

– Я понял, куда ты клонишь, старче. Этот самый калека – Карнак Одноглазый, так? Тогда я, само собой, поставил бы на него. Но много ли в Дрос-Дельнохе таких Карнаков?