Грим - Облеченные в облако [СИ]

Кроме мух в воздухе парили и бабочки, и стрекозы, выше них реяли птицы, в ветвях пряталась дичь, из-за стволов казали хари какие-то существа, вначале принятые Дёмой за хамов, но это оказались широконосые беззлобные обезьяны, четверорукие и без хвостов. Из прибрежных кустов порой доносилось жутковатое чавканье. Однако зоография не исчерпывалась насекомыми и обезьянами. Попадались и другие животные.

Дёма поневоле залюбовался идиллией. Деревья, нагнувшись, щиплют траву. Жирафы и страусы щиплют деревья. Там, глядишь, хамы ощипывают страуса и уже ощипали почти.

Дема снял с себя хаки — позагорать, да чтоб издали сойти за хама, которые свою наготу не скрывали. Прометей же и без того был едва ли не гол, а отвечая на хамские приветствия с обоих берегов, и вовсе вел себя неприлично.

— Это для конспирации, — объяснил он. — Пусть за хамов нас принимают.

— А догнать они нас не могут на лодках или плотах?

— Не смеши… На лодках… Они и плота-то связать не могут. Не дано. Только соорудят — как он тут же тонет. Не способны к осмысленному ремеслу.

— А рыба в реке есть? — спросил Дёма.

— Рыба есть, отчего ж ей не быть. Да и лягушек мы запускаем в запруды, чтоб не скисало. Бывает, раки зимуют, но не всякий сезон. Речка ничего, быстрая. Чует куда течет. Раньше мы всем народом кормились возле нее. И сыр, и кефир добывали. И йогурты на десерт. А эти, — Аркадий Иваныч презрительно кивнул в сторону берега, где ковырялись хамы, — и киселя-то толком добыть не могут. Вперемешку с песком едят. Хотя на порогах молоко само сбивается в масло, ходи да скребком соскребай. А когда не разбавляют дожди, то и не молоко течет — чистые сливки. Страшно подумать, что с ними будет, если вдруг прекратится лактация. А когда-нибудь прекратится — не вечно ж дракону молочным быть.

— Так эта река дракона питает? — удивился Дёма.

— А что ж ему, желудочным соком питаться?

— Что же является источником молочной реки?

— А ничто. Взялась откуда-то и течет.

— Так не бывает, — возразил Дёма.

— Еще как бывает. Откуда, думаешь, вселенная взялась?

— Эт-та…

Дёма задумался. Он вполне отчетливо понимал, что встречный вопрос Аркадия относительно вселенной — не по существу. Сравнение не корректное. Самозарождение молочной реки и вселенной — даже при наличии в ней Млечного Пути — вещи совершенно разные. А если дракон способен сам себя пропитать, вырабатывая для этого из себя молоко — то это что ж? Получается вечный живой двигатель?

В вечный двигатель Дёма не верил. И даже подрался по этому поводу с Филимоновым, который первый напал и наговорил лишнего.

— Так и тут, — завершил дискуссию Прометей, приняв молчание Демы за согласие с его несерьёзной версией.

Про себя Дёма решил, что этот Аркадий не настолько грамотен и просвещён, каким хочет казаться. Не такой уж он Прометей. А раз так, то не стоит полностью на него полагаться, а более самому кумекать, что к чему.

— А нормальный реки тут есть? — спросил он.

Солнце припекало изрядно. Мучила жажда. Употреблять молоко он почему-то брезговал.

— Есть, как же, ручьи. Есть подземные русла, осуществляющие кровоснабжение.

— Берегом бы прогуляться. Воды испить.

— Хамы схватят, не упустят своё. Видишь, сколько их кормится на берегу? Вот погоди, на ночь они отвалят от берега к своим хижинам. Мы ж на ночевку встанем, тогда и попьёшь. А пока молоком перебьешься. И чем тебе не нравится молоко?

В одном узком месте с берега на берег был переброшен мост.

А вот интересно, птицы земные взлетают сюда? Дёма считал, что да. Они же с Памелой взлетели. Что-то вроде ностальгии по нижнему миру нахлынуло на него. Ему показалось, что если хорошенько прислушаться, то можно уловить кое-какие звуки, доносящиеся с земли. То обрывки маршей — от бравурных до траурных. То колыхнет вдруг воздух колокол-пустозвон, то зайдется воплем пила.

Он заскучал. Разнообразие растительности по берегам уже не так интересовало его. Да и не было особого разнообразия. Мимотекущая природа придурковато выглядела. Какие-то стебли, словно сабли травы, равномерно торчали по правую сторону. По левую расстилался низкий кустарник, из него чуть высовывались, словно пригнувшись от внимания хамов, сутулые деревца. Неврастения растительности распространялась на несколько километров вниз по реке, потом пейзажи вновь пошли веселей.

Стадо каких-то незнакомых животных — величиной с корову, с хоботами с обеих сторон, паслось в траве.

— Это слуны, — объяснил Аркадий.