Грим: Облеченные в облако [СИ]

Это облако на небесной тяге двигалось с севера — вопреки движению ветра, который навстречу дул. Иногда его загораживали встречные облака, но оно неизменно прорывалось сквозь их завесу и с ними не смешивалось, словно было иной консистенции, нежели те. Кто-то отметил столь необычную облачность, для кого-то ничего необычного не было в небе и нет.

Поначалу еле заметное пятнышко, в котором и формы-то было не углядеть, оно близилось, вырастало, и недолгое время спустя приобрело отчетливые очертания. Однако отчетливость оказалась мнимая. Любой любопытствующий, задрав голову, мог фантазировать, как ему заблагорассудится. Одному это облако напоминало семиглавый храм, другому — распустивший паруса фрегат или плавучий замок в кипучих волнах, третий же вообще никакой формы в нем не усматривал — даже гораздо позже, после всех событий, которые не замедлили произойти. В одно роковое утро оно зависло над городом, застив свет. Собаки взвыли, кошки поджали хвосты. Население насторожилось. Так тускло в городе еще никогда не было.

О городе нашем стоило бы подробнее поговорить, остановиться на авиации иль на блудницах, но тема данной новеллы не подразумевает излишних подробностей, а раз так, то и незачем умножать сущности без необходимости. Тем более, что эра авиации в нашем городе еще не наступила, только леди Памела носилась на помеле, а что касается блудниц, то они от начала века были, и за все столетья или даже тысячелетья, прошедшие от начала времен, ничего от них не убыло.

Совершенно неподвижно облако провисело неделю, облекая в туман окрестности. Настроения усугублялись. Работать никто не ходил. Заводской гудок, гудящий трудящимся, напрасно взывал к их рабочей совести. Многие ожидали конца света, оптимисты — начала нового, но преобладали апокалипсические настроения. Да и вообще оптимистом, как выяснилось, оказался только один — слесарь Филимонов, которому (клялся он) с облака под ноги упал гаечный ключ 22 на 24, которого в его комплекте как раз не доставало. Впрочем, и слесарь вскоре отказался от оптимистических убеждений, когда облако, облегчившись над его мастерской кислотным дождем, изрядно попортило его металлический инвентарь, небрежно брошенный под открытым небом. То ли вправду дождь, то ли слесарь вдрызг, только последний впоследствии уверял, что хотя облако было в штанах, но осадки от него были в виде сухих голубых кристаллов и не увлажняли земли. И не походили ни на снег, ни на град.

Однако нашлись люди — по крайней мере, трое таких — которые облака попросту не заметили. Дембель Дёма, четвертую неделю не просыхавший в солдатском пивном заведении «Ать-два». Блудница Блондинка (хотя волосы красила в синий цвет), которая… впрочем, о блудницах ни слова, коль уж такой наш уговор. Да Обдолбанный Голландец, которого редко видели — да лучше и не видеть его совсем. Ибо встреча с ним, по аналогии с Летучим, предвещала беду. Как правило — нехитрую кражу. Впрочем, Дёма впоследствии уверял, что непорядок в небе заметил, да принял за алкоглюк.

Стали замечать, что внутри облака что-то урчит. Ожидали грома, молний, дождя. На какое-то время оно стало цвета огня, но не надолго. А однажды тень оторвалась от облака и около часу гуляла сама по себе. Даже старейший синоптик, Трофим Терентьевич, что испокон сидел на Никол-горе, насчитавший за время сиденья тридцать три тысячи туч, не припомнил такого. Однако кончилось тем, что вместо дождя выпали насекомые и расползлись. После этого во всех огородах завял укроп, а вместо него выросли черные волосы. Так что и слесарь в отношении голубых кристаллов, возможно, был не вполне пьян.

То, что это облако — не совсем облако, а живое чувствующее существо, сообразили далеко не сразу. А полистав архивы и летописи, пришли к мнению, что оно — тот самый дракон-небоед, о котором было предсказано еще в 333-м году от сотворения града.

Небо, действительно, все сокращалось, облако наливалось цветом, бурело и дважды изрыгало огонь, неопасный, впрочем. Более чем огонь, другое тревожило. А именно то, что отработанные небеса существо сливало на землю в виде густого тумана (порой напоминавшего серую слизь) и грибного дождя. Туман был такой плотности, что дисканты и даже альты застревали в нем, не достигая ушей, а ветра утратили упругость и не могли его разогнать.

От этого отовсюду поперли грибы.

Грибам поначалу обрадовались. А Айседора Сидорова, лучшая грибная находчица, воссев на базаре, с утра зазывала-гнусавила: грибы опятые, сморчки-торчки, шампиньоны-шпиёны (не подозревая, как насчет «шпиёнов» была права). Тут же крутились ее ушлые внуки. Они обожали бабушку. И уже нашли этой бабушкой много-много грибов.