— Может, слоны?
— Слуны, — гнул своё Прометей. — Потому что с луны, а не со звезды, понятно?
— Ах вот как…
Дёма был отчасти доволен таким объяснением. Его вчерашняя догадка насчет лунного происхождения разума косвенно подтверждалась. Правда, не люди свалились с луны, а другие животные, но вслед за ними и люди могли.
Аркадий сказал:
— Животные ничего, доверчивые. Хамы считают, что у них и у слунов — общие предки. Поэтому слуны священны для них. А то бы всех сожрали давно.
Слуны скрылись за поворотом, снова пошел лес, над лесом высилось что-то еще, горы или облака — что-то громоздкое. Рассмотреть подробнее мешал туман.
И тут туман, передернул плечами Дёма, но туман тут же рассеялся, открыв аллейку, уютно засаженную тополями, кусок перекрестка и ряд многоэтажных домов, а справа спускался с горки, катил вдоль улицы веселенький зеленый трамвай.
Трамвай? Дема замер с открытым ртом. Трамвай ходил в Летове по кольцевой — но в этой первозданной Аркадии?
— Это он мечтает о счастье для нас, — хмуро сказал Прометей.
— Кто? — выдавил из себя Дема.
— Дракон. Это его сны прорываются в явь. Да ты приглядись внимательней.
Дёма вгляделся. И действительно, яркость и четкость зрелища не была равномерной, оно выцветало и расплывалось ближе к периферии. К тому же движение было передано не вполне достоверно, а так, будто стробоскопический эффект был адаптирован к более инертному зрению. Для человеческого же глаза была вполне очевидна его киношная сущность, происходили подергивания, словно трамвай двигался микроскопическими перебежками, как в старой парижской кинохронике, контрабандно вывезенной Блондинкой, смутно мечтавшей о карьере в кино.
К тому же зависла драконова грёза буквально в воздухе, без опоры о какую-либо поверхность, а за пределами зрелища простирались те же леса. Дёма тут же припомнил пузырь с заключенным в нем зрелищем, который тогда, при взлете, принял за собственный сон.
— Это у него от молока, — объяснил Аркадий. — Большая часть продукта усваивается и идет в телесный рост. А шлаки в виде сновидений и зрелищ выводятся из организма.
— А вас, молокоедов, глюки не беспокоят? — спросил Дема.
— Ах, да что такое реальный мир? Смутная видимость, — уклончиво отозвался Аркадий.
Зрелище, словно под действием гравитации, опустилось вниз и скрылось за кулисами леса.
Вечерело. Хамы, нахлебавшись киселя, оставили берега и удалились к своим хижинам. Плотоводцы стали высматривать место, где бы причалить. Когда уже стемнело вполне, и звезды сместили солнце, они подогнали плот к левому берегу. Вытащили его на кисель. Ноги вязли в густом месиве. Даже Аркадий, которому такой кисель был не в диковинку, чертыхался и тяжело дышал.
Устроились спать под невысоким крутым обрывом. Сверху свисали какие-то ветви, образуя шалаш.
— Немного осталось, — говорил Аркадий, укладываясь. — На плоту с полчаса ходу. Течение там быстрое. Мигом вынесет. Так что с утра и нырнем. Слышь, солдат, а какой он, Аид?
— Он — огромный, — сказал, засыпая, Дёма.
* * *
Пользуясь тем, что потеплело, эта грибная плесень росла, как на дрожжах. Вслед за разведкой и авангардом устремился и главный её массив. Орды опят, словно батальоны Батыя, наступали со всех сторон, вытесняя людей из обжитого пространства. Грузди пенной волной подступали к пригородам. Выселки и хутора, где селились отщепенцы, первыми приняли на себя натиски.
Эти дары природы уже выстроились у окраин. Стали вокруг города серой сырой стеной. Подтягивались тылы. Подходили резервы. Громадные боровики, словно алчные конкистадоры. Легконогие сыроежки. Брутальный, условно съедобный, черный груздь.
Обдолбанный Голландец, для себя решив, что конкистадоры приходят и уходят, а псилоцибин остается, большую часть суток пропадал за сбором Stropharia cubensis, пряча связки и свертки этих грибов по укромным местам.
Единственный в городе дипломированный миколог, Маклай (в честь самого Миклухи!) Николаевич Микоян, предупреждал о недопустимости вдыхания грибных спор, чтоб они не овладели населением изнутри. Тем более, что распространялись грибы самыми подлыми способами.
Взрывотехник Камаринский, например, обнаружил у себя в огороде самодельное взрывное устройство. Ну и, конечно, взорвал, не подозревая, что в нем была за начинка. Взрывом высвободило и выбросило тучу грибных спор, осевшую тонким равномерным слоем в довольно приличном радиусе. А буквально через час из-под земли, словно проросшие зубы дракона, поднялось несметное войско, состоявшее исключительно из бледных поганок, выглядевшими в неверном туманном свете еще бледней. Убойная их ядовитость общеизвестна. А бледностью они превосходили самых заядлых блядей. И было их столько, что хватило бы отравить все городские колодцы. Да и коммунальные системы в придачу к ним. Даже в окна квартир совали они свои бледные рыльца.
Читать дальше