Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит

Он снова посмотрел на величественные стены Трои. «Это достойный приз за все усилия», — подумал царь Микен.

Его охватил холодный страх, вызвав непроизвольную дрожь. Троя больше не была просто призом, городом, который можно разграбить. Завоеватель Трои покроет себя бессмертной славой и получит возможность создать империю. Но потерпеть здесь неудачу значит лежать в забытой могиле. Отогнав от себя эти страшные мысли, он повернулся к своим товарищам.

— Теперь мы спустимся на берег, — сказал он, когда колесница троянского царя направилась к их кораблю. — Прибыл старый лис, чтобы поприветствовать нас. Мы будем льстить его самолюбию и улыбаться его шуткам. А улыбаясь, мы будем представлять себе тот день, когда он будет стоять перед нами на коленях за несколько секунд до своей смерти, его город будет объят пламенем, а его сыновья погибнут.

Антифон стоял на берегу рядом со своим братом Политом. Он пришел сюда, чтобы поприветствовать царя Микен, но вскоре понял, что Агамемнон не покинет свой корабль, пока не соизволит появиться Приам.

Стояла сильная жара, и Антифон начал потеть. К тому же его огромный вес давил на коленные суставы, которые начали болеть. Рядом с ним тощий Полит вытирал лысину на голове куском расшитого льна. Никто не разговаривал, и Антифону хотелось бы быть где угодно, но не здесь.

Он посмотрел на нос черной галеры и разглядел стоящего там сутулого человека с черной бородкой. Это и есть ужасный Агамемнон, палач городов? Антифон вздохнул. Хотя он быстро терял вес, но все еще казался себе смешным — рыхлое, полное создание, на которое другие люди смотрели либо с насмешкой, либо с жалостью.

То, что он стал героем во время нападения на город прошлой осенью, мало что для него значило, потому что, когда люди говорили о его бое с убийцами и предупреждении об атаке на дворец Приама, они называли его толстым героем.

— Даже в этом они ошиблись, — мрачно подумал он. Антифон вспомнил тот день, когда отец пришел к его постели, где он поправлялся после полученных ран, которые оказались бы смертельными для более худого человека. Лезвие прошло стороной из-за огромного количества жира, защищающего его тело.

Приам вошел в комнату и встал рядом с постелью, наградив своего сына взглядом, в котором одновременно светились презрение и беспокойство.

— Ну, мальчик, мне рассказали, что ты действовал храбро. Должен признать, что я удивлен.

— Почему бы и нет, отец? Разве я не сын Приама и не брат Гектора?

Царь Трои пожал плечами.

— Давай не будем спорить, Антифон. Просто сойдемся на том, что я недооценивал тебя. Геликаон говорит, что без твоего предупреждения мы не успели бы закрыть ворота вовремя. Тогда фракийцы напали бы на нас, прежде чем мы были бы готовы защищаться.

— Это все, что тебе рассказали?

— А есть еще что-нибудь?

— Всегда есть, отец, — его охватил гнев, от которого раны запылали огнем. — Ты бы хотел это услышать?

— Ну, я здесь, поэтому мог бы послушать, — ответил царя, садясь возле постели. — Будут еще неожиданности?

— Я замышлял с Агатоном твое убийство. Я передумал только в последний момент, потому что он планировал убить всех моих братьев и их семьи.

Антифон ожидал ярости отца, ожидал, что он позовет стражников, которые вытащат его из постели и убьют. Вместо этого Приам просто пожал плечами.

— Я знал это, — признался царь. — Как еще ты бы мог узнать о его планах? Я полагаю, ты оказался достаточно глуп, чтобы выступить против него — против убийц?

— Да. Глупый Антифон. Я подумал, что смогу договориться с ним. Просто убей старика, Агатон. Не нужно убивать невинных людей. Только одного противного старика.

Тогда Приам засмеялся.

— Агатон был бы ужасным царем, Антифон. Ты был бы лучше. У тебя есть разум и прекрасное понимание тонкостей торговли и получения прибыли.

— В самом деле? А тогда почему ты сделал Полита своим помощником? Человека, которому нужно снять сандалии, чтобы досчитать до двадцати? Почему ты сделал меня начальником Царской конницы, толстяка, который не умеет скакать на лошади? Ты чудовище, и я ненавижу тебя.

— Ничего страшного, мальчик, — равнодушно заметил Приам.

— Так что теперь, отец? Изгнание? Смерть?

— Я подумывал о смерти — если бы ты не признался мне в своем участии в заговоре. Когда ты это сделал, я еще больше стал гордиться тобой. А это, как ты понимаешь, редкая вещь, которая все еще волнует тебя. Я доверю тебе командование отрядом Иллоса.