Юлия Латынина: Вейская империя (Том 1-5)

— Я гляжу, ты нашел с ними общий язык, — сказал Киссур. — Они очень смеялись, когда ты завопил, как их самолет.

— Да, — сказал Сушеный Финик, — они смеялись, когда я вопил как самолет и ухал как филин, но я не думаю, что они плакали ли бы, если б я спел им песню о бое в Рачьем Ущелье. Я не думаю, что они бы вообще поняли мои песни, даже те из них, которые говорят по-вейски.

— Спой мне о Рачьем Ущелье, — сказал Киссур.

— Я сломал свою лютню, когда ты убил свою собаку, — ответил Сушеный Финик.

Они помолчали. Красное солнце садилось в воду, и по бетонной полосе дул резкий, холодный ветер. Это было очень тоскливое место на самом краю мира.

— Ты не знаешь, они о чем-нибудь договорились?

— Они сидели еще четыре часа, — ответил Сушеный Финик, — и по-моему, они все это время только трепали языками. В жизни не видел людей, которые так много треплют языком! Потом они пошли и кое-что рассказали нам.

Они рассказали, что Нан и яшмовый араван летят в лагерь Ханалая. Нан заберет государя, чтобы тот отдал все приказания, какие им нужно; а яшмовый араван, кажется, хочет остаться и проповедовать мир и согласие.

И Сушеный Финик скорчил невероятную рожу, показывая, что он думает о шансах яшмового аравана на успех. Они замолчали и стали глядеть на красный закат.

— Ты им все правильно сказал, — произнес Сушеный Финик. — Надо выполоть Ханалая, как сорняк, и тогда в ойкумене наступит мир. Война с мечом и копьем, конечно, лучше мира, но лучше уж мир, чем война этим чужеземным оружием.

Шум двигателей заставил его умолкнуть. Один из дальних самолетов качнулся и выехал на бетонную полосу. С края полосы замахали флажком. Самолет побежал по дорожке с быстротой страуса, подобрал ноги и ушел в небо.

— Ладно, — сказал Киссур и поднялся на ноги, — я тут кое-что придумал, — пошли.

И если вы хотите узнать, что именно придумал Киссур, — читайте следующую главу.

Государь Варназд не удивился, когда ночью его разбудил шепот Нана: первый министр теперь часто навещал государя. Покойник приходил и садился в изголовье. На рассвете он таял. Варназд рассказывал все, что случилось за день, и спрашивал совета назавтра. Тот горько плакал, что не уберег государя, и давал советы.

Поэтому Варназд не удивился, когда Нан разбудил его, но воспротивился, когда Нан шепотом велел ему собираться.

— Зачем? — возразил Варназд, — вы уже столько раз помогали мне бежать; а наутро я опять просыпался в этой спальне.

— Вставайте, — вмешался еще один человек, и Варназд, вглядевшись, промолвил с упреком:

— Яшмовый араван! И вы тоже умерли? То-то сегодня утром охранники так странно о вас шептались!

— Государь опять плачет ночью? — раздался насмешливый голос, и в проеме двери показалась круглая, как репа, морда стражника.

— Ого! — промолвил стражник изумленно и потянулся к ножнам.

В руках Нана негромко чавкнуло, охранник сложился пополам, упал и утих. «Хороший сон», — подумал Варназд.

Кое-как покойный министр уговорил государя одеться. Они выскользнули в сад и побежали на ровную лужайку за павильоном Сумеречных Врат. Варназд продрог от росы и холода. Небо заволокло тяжелыми, как коровье вымя, тучами, деревья от холода и ветра стучали ветвями, и над деревьями качалась, словно на паутинке, синенькая звезда. Вдалеке послышался топот всадников. Нан затолкал Варназда в кусты. На лужайку выехал ночной дозор повстанцев. До государя донесся обрывок разговора:

— Что с того, что стреляли? В беса надо стрелять серебряными шариками, тогда он рассыпается с визгом и вонью.

— Все равно, — возразил другой дозорный — если Арфарру унес бес, то зачем он прихватил с собой яшмового аравана?

И дозорные проехали дальше. Прошло немного времени, — Варназд поглядел на небо и увидел, что синенькая звезда, которая висела над лужайкой, спускается все ниже и ниже, и это не звезда, а скорее птица. Крылья птицы не шевелились. Одно крыло было с красным огоньком, другое с синим огоньком. Это была, без сомнения, родня тем каменным птицам в Зале Ста Полей, что умеют танцевать и славить государя. Варназду испугался, его стала бить крупная дрожь. Нан подхватил его на руки, как ребенка. Птица села. Нутро ее распахнулось. Покойный министр подсадил в нутро государя и влез сам. Яшмовый араван, к изумлению Варназда, остался по ту сторону.

— Не покидайте меня, — попросил Варназд.

Нан за спиной его вспыхнул и закусил губу.

— Я должен остаться, — сказал Бьернссон.