Олег Серёгин - Дети немилости

Итаяс посмеивался.

- Ты хитер, - признал я. – Пожалуй, даже слишком. Но я не гневаюсь.

- Я счастлив, - горец расплылся в улыбке. – Ты оказываешь нам честь, император. Но не думай, что оказываешь нам благодеяние. Лациаты называют меня Демоном. Скоро они увидят, сколько в этом истины.

- Вот как?

- Я дам тебе великий дар, - сказал Итаяс, глядя мне в глаза с усмешкой скорее лиса, чем барса. – Сейчас – Таян и Кэтукам, к зиме склонится Ора, весной – Имарикам и Дзерасс.

Брови мои поползли вверх.

- Это обещание?

- Это предсказание.

Я немного подумал.

- А что скажет твой отец?

Итаяс пренебрежительно фыркнул.

- Я вижу его сердце. Он смирится. Золотая клетка лучше железной.

- Ты неласковый сын, - усмехнулся я.

- Я не питаю почтения ни к пышности, ни к знатности, ни к старости. Только к доблести и мудрости, император.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, улыбаясь. «Кажется, это было что-то вроде лести», - решил я; бескомпромиссность горца меня забавляла. Оставалось тайной, когда он успел переменить свое мнение, но издевательские подначки сменились фамильярным расположением. Чтобы избежать неловкости, приходилось отвечать тем же; счастье, что у нашей беседы не было свидетелей, кроме безумного демона и Юцинеле, которую нарушения этикета не смущали. «Если Итаяс действительно с самого начала все знал, – занимал меня вопрос, - тогда почему... Нет, мысли пророка понять невозможно».

- Чаарикам вместе с прочими каманами станет частью Таянри, - в тон Итаясу сказал я. – Горцы по обычаю получат освобождение от налогов на пять лет. Но набеги должны прекратиться.

- Я об этом позабочусь, - ласково пообещал Итаяс.

Мне вспомнился давний совет в Кестис Неггеле; я сказал тогда своим сановникам, что Итаяс способен залить Лациаты кровью куда успешнее имперских войск. Я был бесовски прав тогда. Пожалуй, на итаясов век сражений хватит, а там – все буйные головы успеют скатиться с плеч...

- Что же, - сказал я, - остается последнее.

Итаяс ухмылялся.

- Хочешь знать, какой получишь ответ? – поинтересовался он.

- Когда я захочу это знать – я спрошу, - ровно заметил я и продолжил: - Я хочу знать, зачем все это тебе.

Такого вопроса он не ждал.

Горец отступил на шаг, глядя на меня со странным выражением – не то враждебность, не то затаенная боль. Улыбка исчезла с его лица, и глаза впервые стали живыми, а не стеклянными. Юцинеле встревожилась. Атергеро немедля проснулся, начал мычать и размахивать руками, изъявляя желание защитить госпожу. Той пришлось его успокаивать. Итаяс даже не взглянул на сестру и ее демона. Сунув пальцы за пояс, он смотрел на меня – исподлобья, искривив губы. Потом зачем-то спросил:

- Ты в самом деле хочешь узнать?

- Да.

Таянец оскалился.

- Она убила моих сыновей, - сказал он. – Их было двенадцать. Двенадцать храбрых сыновей. Я хочу отомстить.

Я умолк.

...Какое зло можно причинить тому, кто настолько огромнее человека? По крайней мере, испортить Ей удовольствие. Так я подумал когда-то – и надменный дикарь в горах Таяна подумал так же. Сверхъестественный дар заменял ему книжное знание, закон кровной мести – священную гордыню арсеитов. Горцы вели свои роды от богов. Воин Выси не привык смиряться. «Ей легко играть людьми заурядными», - сказала Младшая Мать. Игровые фигуры той стороны не годились для игры так же, как мы.

- Я понимаю.

- Теперь действительно остается последнее, - сказал горец и снова растянул рот до ушей. В этот раз ухмылка вышла несколько перекошенной... Я обернулся и окликнул:

- Юцинеле.

Та вскинулась, поймала повелительный взгляд брата и торопливо встала, разглаживая складки платья. Атергеро что-то недовольно буркнул. Не оборачиваясь, таянка щелкнула его по лбу, и демон с горестным воплем повалился за клумбу, в глубь колючего кустарника. Я невольно улыбнулся.

- Юцинеле! – звучно приказал Итаяс. – Подойди.

И стоило ей сделать шаг, отчеканил:

- Я выдаю тебя замуж.

Неле остановилась как вкопанная. Глаза ее распахнулись на пол-лица, рот беспомощно приоткрылся. Руки ее так дрожали, что даже сплетя пальцы в замочек под грудью, она не уняла дрожь. Атергеро позади нее выполз из кустарника и подозрительно уставился на нас.

- Ай... – только всхлипнула Юцинеле.

- Чего ты боишься? – спросил Итаяс; голос его вдруг зазвучал жестко, лицо стало суровым. – Разве не о муже мечтает всякая девушка? Я даю за тобой в приданое пять каманов. Ты не бедная невеста, даже и рядом с Императором Уарры.