Дэвид Геммел - Вечный ястреб

«Больше я не увижу тебя, — думала Сигурни. — А ведь ты обещал быть со мной в час моей смерти. Ты дал мне слово, любимый».

Увернувшись в который раз от когтей, она подняла меч. Зверь снова напал, но на этот раз королева не отступила. С боевым кличем рванувшись вперед, она вогнала меч в черную грудь. Серебристая сталь вошла между ребер, проткнула легкие, поразила сердце.

Зверь, завывая в предсмертных корчах, стиснул лапами женщину. Панцирь вдавился ей в ребра. Зверь упал первым, женщина следом.

Мальчики кинулись к ней. Гаэлен положил ее голову себе на колени, отвел с глаз серебристые волосы.

— Дай знать Талиесену. — На губах Сигурни проступила кровь. — Мы сделали это, ребята. Я всегда знала, что вы молодцы.

Агвейн опустился на колени с другой стороны, взял ее за руку.

— Это вы спасли нас. Вы убили его, — сказал Гаэлен.

— Слушай меня, ибо я умираю. Слушай и запомни мои слова. Когда вы подрастете и станете воинами, я вернусь в Фарлен. Вам придется нелегко, но я опять помогу вам.

— О чем это она? — спросил Агвейн.

Гаэлен не знал. Послышался топот — к ним бежали взрослые горцы, Касваллон и Камбил среди них.

— Ты цел? — Касваллон опустился рядом с Гаэленом.

— Да. Она спасла нас. Убила зверя.

— Кто она, эта женщина?

Сигурни, открыв глаза, улыбнулась и прошептала:

— Вот и ты. Круг замкнулся, ведь ты обещал, что будешь со мной в час моей смерти. Как ты хорош, как молод. Ни единого седого волоса в бороде.

Касваллон, глядя в яркие голубые глаза, понимал, что она уходит. Он крепко сжал руку, которую она ему подала.

— Скажи правду, Касваллон, удалось ли мне сделать что-то хорошее?

— Да. Ты спасла мальчиков.

— А мое королевство? Та ли я королева, какую ты желал видеть?

— Да, — твердо ответил он.

Она улыбнулась снова. По бледной щеке скатилась слеза.

— Бедный Касваллон. Ты не знаешь, чью руку держишь, но со временем тебе это откроется.

Он прижал ее руку к губам.

— Я знаю, как ты отважна. И не сомневаюсь, что среди королев не было равных тебе.

Ее глаза закрылись, с губ сорвался долгий прерывистый вздох. Касваллон, помедлив еще немного, положил руку королевы на грудь.

— Но кто же она? — спросил лорд-ловчий.

— Кем бы она ни была, я скорблю о ее кончине.

— Она была королевой в нездешнем мире. И всегда побеждала, — сказал Гаэлен и заплакал.

Ленноксу зашили плечо, вправили сломанную кость. Он сидел, прислонившись к дереву, серый от боли, но ни разу не застонал, только зажмурился и зубами скрипел.

Лейн, которому наложили швы на грудь, держался не менее стойко. Их отец Леофас не скрывал своей гордости; Бадрейг, отец убитого накануне Дрейга, прятал лицо в ладонях.

Счастливый Камбил, оставив Агвейна, которого уже не чаял увидеть живым, подошел и сел рядом.

— Мне жаль, друг. Право же, очень жаль.

Бадрейг, не поднимая головы, молча кивнул.

Касваллон вместе с остальными осматривал зверя. Тот, ощеривший кровавые клыки, даже и мертвый был страшен.

— Отродясь такого не видел, — пробормотал Касваллон, — и не приведи боги увидеть еще раз.

Могилу королевы отметили белым камнем — Камбил обещал, что позже на нем сделают надпись. После этого Бадрейг с пятью охотниками отправился назад к водопаду хоронить останки погибших мальчиков, Камбил же, Леофас и Касваллон остались со спасенными. Решено было заночевать на поляне, а назавтра, отдохнув хорошенько, двинуться в родную деревню.

Взрослых больше всего беспокоил Леннокс, потерявший много крови. Гвалчмай, оглушенный падением, долго лежал без сознания и не видел последнего боя Сигурни, но потом встал как ни в чем не бывало.

Вечером Леннокс улегся рано, надеясь, что сон избавит его от страданий. Остальные ребята сидели у костра и вели себя неестественно тихо. Агвейн потерял друзей и сам едва избежал их участи; Лейн уступил свое первенство бывшему жителю равнин; Гаэлен открыл в себе силу, о которой прежде не знал. Гвалчмая события затронули не столь глубоко, но и он молчал, чувствуя, что его друзьям не хочется говорить.

Касваллон приготовил им наваристый суп. Его тоже обуревали самые разные чувства: он горевал по умершим мальчикам, гордился живыми, вступившими в бой со зверем, радовался тому, что его приемыш показал себя таким молодцом — кто знает, оказался бы он сам способен на это в возрасте Гаэлена. Мало того, его неотступно преследовали последние слова королевы. Он счел бы, что она бредит, не будь ее взгляд столь ясным.