Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы

– Это просто чудесно! – продолжала заботливо ворковать мать. – Марвин рассказывал мне о Генрихе, благородном повелителе сильфов. Нужно немедленно послать ему известие об ожидаемом, радостном событии…

– А Генрих то тут при чем? – не поняла я.

– Ну как же, глупенькая! – менторским тоном попеняла мне Альзира. – Ребенок эльфийской принцессы и правителя сильфов – это так символично! Это означает восстановление утраченного мира и создание нерушимого союза между двумя древними расами!

Я прикусила губу. «Ах, злодейка-судьба, на этот раз ты выбрала очень изощренный способ мести! Ты ударила по самому дорогому и самому болезненному!»

– Мама, отец ребенка не Генрих! – я словно окуналась в ледяную прорубь, отбросив прочь всякую надежду на понимание и сочувствие.

– А кто? – оторопела Альзира.

Я набрала побольше воздуха в легкие, и смело бросилась вниз головой в темную полынью признания и обреченности:

– Его отец Астор, брат Ринецеи, великий архимаг и принц демонов!

Осколки фарфоровой тарелки с грохотом разлетелись по мраморному полу. Наваристый бульончик щедро окатил пышное платье эльфийки. Но матери было не до этого.

– Демон? – пронзительно завизжала Альзира, возмущенно сжимая кулаки. – Сын Тьмы? Наш враг? Да как ты посмела полюбить нашего злейшего врага, неразумная дочь моя, о чем ты думала? Слияние эльфийской крови с кровью демона! Подобного в мире еще не случалось!

А дальше началось невообразимое… Все бегали, орали, билась посуда, трещали гардины. Громко молились придворные, одновременно насылая витиеватые проклятия на мою неразумную голову. Упала в обморок матушка, с кем-то ругался Эткин – бурно и многословно, в качестве убедительных аргументов изрыгая густые клубы дыма и пламени. Угрожающе скрипела тетива арбалета, спешно взводимая Лансанариэлем. Огвур с секирой наперевес встал перед дверью моих покоев, грозя размозжить голову любому, кто осмелится хотя бы пальцем прикоснуться к священной особе его Мелеаны. С кем-то спорил Саймонариэль – давно перейдя на повышенные тона, бросался оскорблениями, заклинаниями и огненными шарами Марвин, бурно отстаивавший мою невиновность. Молчал отец, но молчал так пронзительно – что его безмолвное горе раздирало мне душу сильнее любых обвинений. И лишь одна я оставалась удивительно спокойной, демонстрируя завидную выдержку духа, и силу воли плюс характер. Ибо одно я знала наверняка – ребенка не отдам, а от памяти Астора – не откажусь ни за что, даже под угрозой казни! Поэтому я поднялась с постели и тщательно оделась, а потом просто седела в кресле у окна – насмешливо прислушиваясь и приглядываясь к царившей вокруг кутерьме. На всякий случай заплела волосы в тугую косу, чего ранее не делала даже перед самыми опасными поединками. Так, словно ждала чего-то неизбежного. Но ждала без мешающего страха и волнения, а скорее как что-то важное, уже неотвратимое – а возможно, и в какой-то мере полезное. И дождалась…

Вопреки ожиданиям, погода в тот день так и не разгулялась. Небо затянули свинцово-серые тучи, рыхлые и мокрые, несущие обещание скорого дождя. Знаменитые ширулшэнские розы предпочли вообще не раскрывать свои ароматные головки, испуганно прячась под защиту плотных листьев. Свирепые порывы ветра бессильно хлопали полотнищами шелковых навесов, зверея от многократных, но тщетных попыток сорвать их с прочных опор и унести за мрачный горизонт. Королевские штандарты возмущенно реяли над головами собравшейся толпы, словно протестуя против затеянного судилища. Жертвами непогоды уже стали широкополые шляпы мужчин, шарфы, вуали и воздушные куафюры придворных фрейлин. И лишь мою гладко-причесанную шевелюру, разбушевавшаяся стихия обтекала бессильными потоками легкого бриза, успокаивающе остужая бледные щеки подсудимой и незримым палантином ложась на гордо расправленные плечи. Казалось, сейчас милосердный друг-ветер сурово порицал всех, кроме меня, ласково нашептывая на ухо гарантированное обещание – при малейшей же опасности подхватить в свои надежные объятия и унести в даль, прочь от жестоких судий и закоренелых ханжей. Они по прежнему оставались со мной – мое единственное богатство и достояние: ветер странствий, свобода, да слова песни, позволяющие мне отвлечься от горестных мыслей. И, конечно же, на моей стороне были все друзья…

Королевский суд открылся около полудня. Главный зал дворца правосудия не вместил толпу зевак, желавших полюбоваться невиданным зрелищем, поэтому процедуру судебного разбирательства вынужденно перенесли на широкий двор, постиравшийся перед родовым замком клана эль-Реанон. Тысячная толпа, до отказа заполнившая сад и розарий, влекомая жаждой опорочить ту, которая осмелилась пойти против веками устоявшейся морали и семейных традиций, беспощадно вытоптала изумрудную траву и равнодушно переломала стебельки нежных цветов. Роза – сломленный родовой символ… Наверно, точно так же они хотели согнуть и мою свободолюбивую шею, но – в пику всем, я стояла спокойно, немного расставив напружиненные ноги, непринужденно положив руки на рукояти волшебных даг и надменно вскинув непокорную голову. Мой самоуверенный, полный достоинства вид, породил глухую волну недовольного ропота, шквалом прокатившуюся по рядам судий и зрителей. Отступница отнюдь не раскаивалась в содеянном, и вовсе не собиралась признавать проступки, вменяемые ей в вину! Неслыханная дерзость!