Но мир, несмотря на его необъятные размеры, все-таки тесен. Посланцы Атлантиды явились во многие племена, дабы обращать их в свою веру, да и гиперборейцам необходимы были и слуги, и работники, и солдаты. Обмен новостями происходил пусть и неспешно, но неуклонно. И о величайшем из героев говорили немало – в основном о его подвигах, об убитых чудовищах, об одержанных победах. Не удивительно, что у Архонта Галаса сложилось мнение о госте, только лишь как об умельце махать своим грубым оружием.
– Эти столпы… смотрителем которых я, кстати, являюсь, держат на себе… э-э… небо, что защищает город от любой угрозы.
– Небо? – Геракл покачал головой, выражая высшую степень сомнения. – Я вижу то небо, что у меня над головой – но я не вижу неба, которое держали бы твои столпы, Властитель Галас. Ты хочешь, видимо, посмеяться надо мной?
Произнося последние слова, Геракл сжал зубы, выпятил челюсть и посмотрел на Архонта мрачно и недобро. Галас пожал плечами.
– Сейчас я не вижу угрозы, славный Геракл, а потому небо… отдыхает. Но его нетрудно вызвать. Пойдем, я покажу тебе, дабы рассеялись все сомнения.
Шагая вслед за Архонтом, гипербореец усмехался – правда, только мысленно. Похоже, все оказалось даже легче, чем он предполагал. То ли Архонту несвойственна была простейшая хитрость, без которой выжить в жестоком и опасном мире было попросту невозможно, то ли его, Геракла, здесь вообще не воспринимали всерьез. Что ж, возможно, за столь пренебрежительное отношение атлантам придется поплатиться.
Они поднялись по узкой лестнице в невысокую башню. Ступени привели в небольшое помещение без стен – вместо стен здесь были все те же прозрачные пластины, сквозь которые можно было легко рассмотреть немалую часть Посейдониса. Большую часть помещения занимало нечто странное – сделанный из металла предмет, вся верхняя поверхность которого была усыпана небольшими, с ноготь, пластинками, часть из которых источали разный свет. Желтый, зеленый, красный… И на каждой пластинке было что-то нарисовано.
О письменности атлантов Геракл знал очень мало. Только то, что каждый такой рисунок означал даже не слово, а несколько, иногда много, слов. Некоторые рисунки казались понятными, смысл остальных ускользал. Аполлон, показывая как-то Гераклу такие же пластинки в своей вимане, объяснял, что это письмо очень удобно – удобнее, чем то, что было принято у гиперборейцев. Смотришь на пластинку – и сразу ясно, что произойдет, если притронуться к ней. В ответ на вопрос о нескольких пластинках Аполлон замялся, явно ощутив неловкость, и пустился в путаные объяснения, из которых герой понял лишь одно – светоносный Аполлон и сам мало понимает в том, что ему доверено.
Рядом с этим сооружением стоял вполне обычный столик, изящный, темного дерева, отполированный до блеска. На столике лежал тяжелый золотой шлем. Архонт поднял его двумя руками, бережно, как великую драгоценность, и надел, а затем повернулся к Гераклу спиной, закрывая от него постамент со светящимися пластинками, даже не обратив внимания, что в прозрачных плитах прекрасно видно его отражение, как и то, к каким пластинкам прикасаются длинные пальцы Властителя.
Вдруг воздух пронзил надсадный рев… Геракл вдруг осознал, что стоит в боевой стойке, рука закинута за спину, пальцы лихорадочно ищут рукоять меча. Он уже слышал похожий звук – так ревела перед смертью искалеченная Лернейская гидра.
– Не стоит бояться, славный Геракл, – Архонт по-прежнему стоял к герою спиной, но Геракл мог бы поклясться бессмертием олимпийцев, что Галас усмехается нагло и удовлетворенно, считая, что ему все-таки удалось испугать гиперборейца. – Это предупреждение. Каждый, услышав его, должен отойти подальше от тех шпилей, что заинтересовали тебя. Иначе… когда спасительное небо опустится на Посейдонис, неосторожные могут умереть.
– Кому же опасно это ваше небо, вам или вашим врагам? – лицо Геракла снова приобрело каменное выражение.
– Оно опасно глупцам, которые считают себя сильнее неба, – ухмыльнулся Архонт, вкладывая в эти слова еще один смысл, давая понять, что тот, кто посмеет посягнуть на город, защищаемый самим небом, найдет лишь смерть.
На кончиках шпилей вдруг зажглись яркие даже в солнечных лучах звезды. Они разгорались все сильнее и сильнее, и вдруг вверх ударили струи голубого огня. В самой верхней точке синева встретилась – и вдруг разлилась, подобно воде, но не рухнула вниз, на город, а стекла словно по прозрачному куполу. Несколько ударов сердца – и уже город укрыт синим, как полуденное летнее небо, покрывалом.
Читать дальше