Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Стыдно говорить, что у нас младшая сестра, упёртая дура!.. Как будто мы фанатики-меиричи…» — и Галь встал из-за стола, дав понять, что разговор окончен. За ним встал Гай, и они, демонстративно повернувшись к отцу спиной, направились к лестнице, ведущей в их комнату.

Вскоре оттуда загремели пассажи силонофона Ад-Малека.

Моти продолжал сидеть за столом, тупо глядя в одну точку. Ну, откуда у его сыновей появилась эта идея, что не надо было родителям третьего ребёнка заводить?..

Конечно, младшая сестра им мешает. Вот так, тихо сидит себе, живёт своей жизнью в своём новом кругу — и мешает. Неужели эта бредовая идея исходит от Тима Пительмана, бывшего армейского друга Моти Блоха?..

После того, что произошло за столом во время чтения статьи Офелии, посвящённой зловредному шофару, Моти Блох был несказанно рад, что на фирме он целиком погружён в работу и может забыть о спорах с сыновьями. Первым делом он попросил дочку поменьше контактировать с братьями, и предложил жене даже кормить их порознь. Рути согласилась, хотя её не могло не огорчить прекращение семейных обедов, которые всегда и везде служили сплочению семьи. Их некогда дружная и любящая семья начинала разваливаться, и Рути ничего не могла с этим поделать.

После телефонного разговора с Ширли, Ренана тут же вышла в салон и увидела близнецов, как всегда, сидящих на крохотном диванчике возле двери веранды. Рувик тихо перебирал струны гитары, Шмулик углубился в толстый том и шевелил губами, пытаясь привлечь к тексту внимание своего близнеца.

Впечатлённая рассказом Ширли, Ренана не стала терять времени, тут же подошла к Рувику и тихо заговорила: «Рувик, очень нужно… Сбегай-ка за последним номером «Бокер-Эр»! Кажется, это вчерашний, или… Короче… Вот тебе деньги…» Рувик с удивлением посмотрел на сестру, но без слов отложил гитару и вышел. И тут она услышала за спиной голос отца: «Куда это ты послала Рувика? Почему сама не пошла?» Ренана обернулась и встретилась с сердитым, сверлящим взглядом Бенци: «Мне, девочке, неловко в Меирии покупать «Бокер-Эр», вот я и попросила брата…» — «А мне почему ничего не сказала? Зачем тебе эта газета, ты мне можешь объяснить?» Она покраснела и виновато пробормотала: «Папа, там гадюка Офелия что-то написала про шофар, Ширли говорит, что-то очень мерзкое… о том самом ханукальном концерте…» — «А почему ты — повторяю! — сначала мне не сказала, а сразу же командовать начала? До каких пор ты будешь командовать близнецами, Рувиком помыкать? А уж то, что ты сейчас себе позволила… У меня нет слов!» — гаркнул, сердито глядя на дочь, Бенци.

Отец был не на шутку рассержен, и Шмулик с некоторым изумлением смотрел поверх книги, как покраснела всегда такая бойкая и уверенная в себе старшая сестра.

Вошёл Рувик с газетой в руках, смущённо глядя в сторону. «А ну-ка дай сюда газету, я сам посмотрю, найду нужную статью, — резко проговорил Бенци, сердито сверкнув глазами в сторону Ренаны. Девочка опустила голову, её лицо пылало. — Хоть бы Ноама попросила!..» — буркнул отец. Нехама неторопливо вышла в салон и попросила мужа, глядя ему прямо в глаза и изредка кидая сердитые взгляды на старшую дочь: «Я предлагаю эту газету вынести в палисадник. Там и почитаете, что надо… Такую газету, особенно то, что пишет Офелия Тишкер, не держат в приличном доме!.. — и снова бросила сердитый взгляд на Ренану. — Вообще вырежите статью, чтобы не держать дома…» — «Так и сделаем, дорогая. А тебе не надо…

Не волнуйся!..» Он ласково погладил её по руке и усадил в кресло, продолжая сердито поглядывать на сконфуженную до слёз Ренану, которая уселась у окна и отвернулась.

Ноам уже вызвал Ирми и Максима, а Бенци позвонил Гидону. И вот они все собрались в маленьком ухоженном палисадничке Доронов. Ренана, вся красная, всё так же сидела у окна, ни на кого не глядя, как бы не обращая внимания на удивлённый взгляд, который кинул на неё Ирми, пересекая веранду. Но когда началось чтение, навострила уши — через окно ей было всё отлично слышно. Как только Бенци закончил чтение, Максим яростно воскликнул: «Как только этой Офелии удаётся делать наши концерты традиционным объектом своей критики?» — «Сказать точнее — своего помойного ушата!..» — с мрачной иронией уточнил Ирми. — «Ну, ясно. Больше никакой информации мы не выудим из её больных фантазий. И ведь даже протест на клевету не заявишь, в суд на неё не подашь! Свобода прессы, видите ли, свобода высказываний и убеждений!» — промолвил Бенци. — «Ага-ага! — усмехнулся Максим. — Я, честно говоря, серьёзно опасаюсь, как бы они и вправду шофар не запретили!