Виктория Абзалова - Да не убоюсь я зла

Как сейчас… Уриэль молился бы, что бы эта кошмарная ночь кончилась быстрее, если бы следующая не была последней. Даже инквизиторы милосерднее — перед костром, могут удушить.

Страшно. Страшно знать, что даже смерть не будет тебе избавлением. Можно кусаться, огрызаться, а все равно страшно. Знать, что на смену холоду придет Геена и неволя пуще этой. Можно бы не верить, — а как, когда вот оно доказательство рядом, и он может дотянуться до сапог.

Шорох, манерный вздох — Рубин скучает. Рубин всегда скучает, особенно по ночам — Уриэль это слишком хорошо знает. Хорошо… хорошо, что Элеоноры нет, но сейчас он был бы рад и ей…

На него обрушивается волна чужой воли. «Это все, что тебе осталось, демон, в этом мы одинаковы, просто ты сильнее. Именно поэтому ты можешь делать со мной такое, когда людей приходится убеждать и соблазнять. Тебе наверное приятно чувствовать свою силу, утвердить хотя бы ее остатки…» Воля сминает и давит, влезая в самые заповедные уголки, ледяные пальцы выкручивают сознание, как чуть раньше тело.

«Нет! Не дам…» — Как ты смеешь, маленький выродок! Менее, чем ничтожество… Ты смеешь убегать, ты смеешь сопротивляться… — голос вкрадчив и нежен, только стальная хватка перекрывает доступ воздуха в легкие, — Что ты можешь понять… Что стоит низвержение в Ад, по сравнению с низвержением в мир?! Как можешь ты, оценить на сколько я жалок теперь?! На сколько слабо это тело?! Не зная ничего иного…

Кара! Куда уж хлеще: быть одним из червей в вашей куче перегноя! Пятнадцать лет: оказывается это очень долго!

«Быть человеком не так уж плохо! Только что такое быть человеком?…» Во рту вкус крови…

«Элеонора купается в крови, что бы сохранить молодость, а тебе нужна боль, чтобы становиться сильнее. Моя… Что такое боль тела, когда рвут на кусочки душу, подбираясь к самому сокровенному… Уйди!!! Мне есть, что помнить! Немного, но есть! И я не позволю тебе этого даже коснуться!» — Ого! — узкая ладонь гладит волосы с обманчивой лаской, — Из тебя может быть вышел бы толк! Какая жалость, что мы с Элеонорой связаны контрактом и я не могу пока выбрать никого другого вместо нее… А это значит… Ты ведь знаешь, что это значит.

Уриэль молчит. Давление, выворачивающее все существо на изнанку, становится невыносимым, и сознание плывет. Он уже не понимает, где он. Холодно…

«Сострадание и одобрение в темных глазах невозмутимого монаха… Марта, перевязывает ему ожог… Его держат сильные руки, можно положить такую тяжелую голову на крепкое плечо… Это бред, поэтому можно делать все, что угодно…

Даже просить… Ян, очень холодно… Ян!» Резкая боль оборвала грезы и вернула четкость восприятия. Рубин вывернул руку, заставляя разжаться кулак и открыть метку от креста.

— Забавно. Хм, и почему же она тебе так дорога? — голос шуршит на ухо перекатом металлических бусин в шкатулке.

«Зачем ты научил меня надеяться, Лют?!

Господи, какая долгая ночь сегодня…

Ты слышишь, Господи? Неужели тебе действительно угодно все это…»

Въезд графини Элеоноры пропустить было трудно: внушительная свита и гости ворвались во внутренний двор шумной блестящей толпой. Ржание, звон изукрашенной сбруи и шпор, беготня слуг. Лют присел в сторонке, отмечая про себя: понятно, почему ей понадобилась помощь нечистой силы — обеспечить такую роскошь не смог бы и самый богатый, благополучный край в безнадежно мирные времена, не говоря уж о виденном им по дороге кое-как выживавшем убожестве. Сама графиня Элеонора сразу же бросалась в глаза даже посреди этого пестрого сборища, и при этом ее абсолютно невозможно было рассмотреть: тяжелый шитый золотом плащ с низко опущенным капюшоном полностью скрывал и лицо, и фигуру.

«Вот под таким плащиком она дублетер и прячет», — мрачно подумал Ян. Последние сомнения растаяли в одночасье. Женщина, которая влезает в подобные игры, убивает не защищаясь, а из-под тишка — должна быть готова к тому, что и к ней будут относиться не по признакам слабого пола.

К тому, что его потребуют пред сиятельные очи он был готов, и только запоминал расположение помещений — пригодиться. Обстановочка в господской части замка, чем-то напомнила Яну логово перекупщика: та же мешанина всего и вся. Каждая в отдельности вещь — гобелен, предмет мебели, подсвечник сами по себе или в должном интерьере произвели бы впечатление, но здесь безнадежно терялись, создавая общий яркий безликий фон. Одно только запоминалось — поживиться здесь было бы чем! С этой мыслью Ян и шагнул в приемную залу, в центре которого, в высоком кресле сидела графиня Элеонора.