Виктория Абзалова - Да не убоюсь я зла

Тишина, — бормотание чтеца не в счет. Мгновение за мгновением медленно и неотвратимо складывается в ночь. Только сиплое дыхание человека на грани жизни и смерти, и колокол, превращающий безмолвие — во время. Ян сидит откинувшись головой к стене: так хочется обмануть хотя бы себя, обмануться… Но жизнь во лжи бремя немыслимое, тем более, когда осознаешь это. Если ты уйдешь — то с чем?

С проклятием, с благословлением своему приемному сыну?

Оба они шли со своего пути не сворачивая, однажды решенное — не переделывая. И вроде к одному шли, а дороги получились разные, ой какие разные-то! Один, хоть и тверд, как хороший клинок, а никогда чужой крови не пролил ни прямо, ни косвенно, просто ходячая скрижаль с заповедями, иногда бесился Ян… Второй — даже помочь толком никому не получается! Видно на одно только и годен, — сам бы себя не помиловал.

Вот и вышло так, что лучше б им и не встречаться никогда… Графиня ведь за дублетер взялась, потому что аббат не только отказался выдать им будущего послушника, но потому что понял кто они, и дело бы это не оставил уже. Хорошо еще, что оружие оказалось не усиленное: так, бабская безделушка… Все равно, как сам на спуск нажал!

Был ли другой выход, и есть ли он сейчас? Думай, волк! Думай пока время еще есть…

На то ты и по образу и подобию Божьему создан, на то тебе и ум дан, благодать великая и великая печаль.

Тревога раздалась под утро. Ян выскочил во двор под зычные крики приора, который вдруг, несмотря на необъятное пузичко, обрел чудесную резвость:

— К книгам, братья! К книгам!

Лют проводил взглядом последние две или три горящих стрелы.

— Какого…?!

По счастью, все строения монастыря были покрыты первоклассной черепицей собственного изготовления, однако огонь все-таки занялся, охватывая хлев, конюшни, и переходя на важнейшее — хлебный амбар, продовольственные склады.

Монахи действовали так слаженно, как-будто все время только к такой напасти и готовились, скромной помощи в виде еще одной пары рук им не требовалось особо.

— Как видишь, волк, дело не в моей прихоти! — рядом встал Хессер.

— Тогда чего ждешь?

— К меня нет столько людей, что бы взять замок штурмом. Да и не замок мне нужен, — без тени недовольства или волнения объяснил инквизитор, как будто беседовал о погоде с соседом, — К тому же, не крестьянскую девку в овине ловим — графиня…

И не одна. Брать их надо так, что бы никто не ушел, а мы многих можем не знать.

Поэтому единственный возможный момент: месса, на которой соберутся они все. У тебя будет прекрасный шанс в это время открыть ворота для Божьих войнов.

Ян хмурился, ища подвох в логичных рассуждениях своего врага. В милосердие и честное слово экзекутора он не верил ни на грош, — какое может быть честное слово мерзкому оборотню. Скорее всего, даже если он из этой передряги вынется живым (где наша не пропадала!), то отправится вслед за всеми почитателями нечистого, которых удастся взять, при чем церемониться с ним не будут: он же не граф. Да и вообще, не будет ли ждать его посылочка на тот свет сразу же, во избежание, так сказать, различных эксцессов…

— Сделай это, волк, докажи, что ты верный сын святой матери церкви, — продолжал увещевать его инквизитор: не требовалось напрягать рассудок, что бы угадать сомнения волколака, — Докажи, что отец Бенедикт не ошибся в тебе. Если ты проявишь добрую волю, это может сильно сказаться на его участи.

У Люта подрагивала верхняя губа, обнажая клык: не просто обложили, за горло взяли. Где уж тут в верю — не верю играть!

— Что б ты горел вечным пламенем в аду! — сплюнул оборотень.

— Я распоряжусь, что бы все подготовили, — невозмутимо заключил Хессер.

Последние часы Ян провел у настоятеля, — видно, об их сделке, о том, кто такой на самом деле Лют инквизитор пока и правда не распространялся, взяв только Уриэля.

Уриэль… вот еще одна задачка! Независимо от того, сможет ли Хессер расправиться с ковеном Элеоноры, или нет — парень все равно пропал. Может как послушник Роман, он и спас свою душу, а вот спастись в земном бытие у него шансов нет. Итак его святые братья из виду не выпускают, Ян — должен передать матери, возьмут графиню — Уриэля сожгут вместе с ними, нет — кто знает, но наверно же не зря он их так боится, предпочел подаяние просить…

Оговаривая последние детали, Лют мимоходом усмехнулся себе: кто бы мог подумать, что он будет вот так спокойно идти бок о бок с человеком, которого единственного и жаждал убить за всю свою жизнь — по-настоящему жаждал. Стареешь, волколак…