Виктория Абзалова - Сердце дракона

— Мое имя Фибий из Мессемии, — представился он бесцеремонно, — Я путешествую, дабы узнать о почитаемых в этих краях богах. Не делайте такое лицо легат, я не собираюсь вещать о ваших тайнах на каждом перекрестке! А вы ведь хотели выяснить обстоятельства моей беседы с Пеплом.

— Пепел? — бард бросил на философа резкий взгляд.

— Он вам знаком, — выделил Грецинн.

— Я видел, как он стал драконом, — невесело усмехнулся Калиессир.

Теперь уже и легат и Фибий — равно были воплощенное внимание.

— Вы видели обряд? Когда, где?

Опустившись между ними, бард остановил вопросы всадника Грецинна взмахом руки.

— Я не ваш центурион, легат, и муштровать меня уже поздно. Я расскажу, не торопите. Десяток лет прошел… Мы с Миррдином, — он кивнул на ученика, — шли в святилище на Руйхенне. Я не знаю кем он был до тех пор, но когда я увидел его впервые — он был рабом. И был безумен, что не мешало ему хорошо драться: он убил кормчего с ладьи Морских ястребов, которые как видно его и захватили… Его отдали Мораг.

Видя недоуменный взгляд Суллы, пояснил уже Фибий.

— Во время отлива привязывают к столбу так, что бы прилив накрыл с головой.

— Не совсем, — тонко улыбнулся Калиессир, — Цепь свободна, так что некоторое время можно держаться над поверхностью воды: чем дольше борьба, тем благосклоннее будет богиня.

Грецинн дернул губами — какое варварство! Заметив это, друид возразил:

— Чем убийство во имя богов, хуже убийства во имя денег и азарта на ваших Играх?

Не думаю, что для того, кто умирает, есть разница… У моря его отнял Скай, и смеялся над гневом богов, и тем более — над гневом людей… Никакого обряда не было, легат! Этот человек умирал: от ран, от истощения, а Скай сидел рядом и говорил с ним. И со смертного одра встал уже дракон. Он должен был умереть! — с неожиданной страстью и гневом воскликнул Калиессир, — И он умер! А то, что вы видели — лишь облик, оболочка, которую они могут менять по своему желанию…

Пепел правильно выбрал себе имя. Наверное, только пепел и остался от сердца того юноши! Если остался…

— Теперь понимаю, откуда этот миф, что у драконов нет сердец, — усмехнулся Грецинн.

— Круговорот, — пожал плечами бард, — Каждый по-своему воспринимает стихотворные строки. Передавая дальше — еще больше искажает первоначальный смысл. Строки о сердцах драконов стали легендой, как стали легендой сами драконы…

— Взявшие на вооружение ваше сочинение, и дополнив его новыми деталями, им удобными, — закончил за него легат.

Они говорили еще долго, пока бард не отбыл, не желая задерживаться.

— Подумайте, легат, — обратился он на прощание, — Мы служим разным идеям и разным богам, но сегодня мы поняли друг друга. Так стоит ли считать кого-то варваром только потому, что он носит другую одежду и говорит на другом языке?

Возможно, это просто щит, который скрывает всю неприглядность истинных помыслов и побуждений?

Грецинн не ответил ему.

Фибий задумчиво вертел стакан, тоже глядя в след уходящим друидам.

— Вы знаете, легат, я прихожу к выводу, что если драконы и могли возникнуть где-то то только здесь: между Понтом и Янтарным морем.

— Почему?

— Огромные суровые просторы, чьи племена никогда не пребывают в покое. Близость степей и кочевников, угасающие города дариев и минойцев, и молодая сила Республики — это громадный кипящий котел в котором смешались все народы и религии… И здесь иначе мыслят! У нас даже стихи подчинены строгим логическим законам, а каждый второй оборванец на форуме прожженный софист. Здесь логика не в чести. А вера в возможность чуда столь тверда, что они готовы творить его сами.

Волшебство, которое для нас не существует, поскольку оно не объяснимо, здесь тоже перестает быть чудом, поскольку обыденно и естественно. Драконы нарушают все законы и человеческие, и природы? Но ведь они драконы, пожмет плечами любой — от крестьянина, до верховного жреца…

— И что же вы предлагаете? — Сулла почувствовал, что невероятно устал даже от разговоров о драконах.

— Я?! — изумился философ, — О нет, легат Грецинн, у каждого из нас своя строго ограниченная функция! Ваша — исполнять приказы на благо Республики. Моя — описывать вселенную, гадая о тайнах мироздания.

— А они? — легат кивнул в сторону, где скрылись Калиессир и Миррдин.

— Они — те, кто их создают. И с этим вы уже ничего не поделаете.

Сулла Валерий Грецинн вздрогнул: замечание философа отозвалось эхом наглого заявления Пепла и Горгоны.