Олаф Бьорн Локнит - Алая печать

Говорить с Майлем бесполезно, он мне ничего не скажет. Правила этикета запрещают мне приставать с расспросами к отцу, пока он сам не пожелает со мной говорить, однако наступили такие времена, что церемонность может пока постоять в стороне.

Возле кабинета отца я натыкаюсь на выходящего Майля. Кеаран бормочет какое-то приветствие и подозрительно быстро отводит взгляд. Он уходит, по военному печатая шаг, а я смотрю ему вслед и раздумываю, стучаться или нет. Почему-то это кажется очень важным. Решаю постучаться.

– Майль, позже!

Глуховатый, сам на себя не похожий, какой-то надорванный голос отца.

– Это не Майль. Это Дана. Можно мне войти?

Ответа не последовало, потому я отодвинула тяжеленную створку черного дерева и украдкой просочилась в кабинет. Бумаги, книги, свитки, донесения со всех концов Материка, чертежи земель, снова непонятные бумаги… В детстве мне казалось, что подлинное сердце Немедийской империи находится именно здесь, на втором этаже городского особняка семьи Эрде, в кабинете моего отца.

Тоненькое поскуливание – в углу на своей подстилке недоумевающе пыхтит огромное мохнатое чудовище, виновато повиливающее хвостом. Бриан, пес-волкодав, подарок отцу от друга, проживающего в крохотной аквилонской провинции Темра. Бриан испуган и растерян, чего с ним никогда не случалось. В толстые оконные стекла бьются капли холодного дождя пополам со снегом.

– Папа? – на мгновение мне становится жутко. Свечи в кабинете потушены, и в сумерках я различаю только смутные очертания сгорбившейся над огромным столом фигуры. – Папа, тебе нехорошо? Послать за лекарем?

– Посиди со мной, – медленно, почти по слогам произносит отец. Я теряюсь – наши родители, конечно, любили нас с братом, однако у них никогда не хватало времени, чтобы просто побыть с детьми. Мы – сами по себе, среди воспитателей, наставников, прислуги и друзей, отец и мать – в своем мире, таинственном и загадочном.

– Конечно, – я ищу, куда присесть, но нахожу только заваленный шуршащими бумагами табурет. Поскольку отец не возражает, пергаменты летят на пол.

– Ты видела, как ее привезли?

Киваю, зная, что отец, как и я, хорошо видит в темноте.

– Майль нашел ее в каком-то притоне, – бесцветно произносит всесильный глава Тайной службы. – С ней были двое молодых парней. Третьему повезло – успел сбежать до того, как она решила за него приняться. Тех двоих она… – отец запинается. Я молчу. Мне очень страшно. – Она переспала с ними, а потом убила. Обоих. Разорвала горло. Когда Майль со своими помощниками ворвался в комнату, она сидела и лакала кровь. Он так и сказал – сидела на постели и лакала кровь. Он назвал ее по имени, она узнала его, засмеялась и спросила, не проводит ли он ее домой, мол, она устала. Когда ее стали выводить из комнаты, она начала визжать и отбиваться. Поцарапала одного из стражников и разукрасила физиономию выглянувшего на шум постояльца. Бедняга до конца жизни будет ходить со шрамом в поллица и оторванным ухом.

В камине догорают последние угольки. Я сижу, слушаю страшную историю о моей собственной матери и боюсь заговорить.

– Двое, что пришли с ней… Один – студиозус из Аквилонии, приехавший в гости к приятелям. Второй – младший сынок графа Эрлена. Внук канцлера Тимона. Кто третий – пока неизвестно. Кеаран клянется всеми богами, что никто не видел, как они выходили из гостиницы. Единственного свидетеля и пострадавшего они забрали с собой. Я этому не верю. Завтра город будет полон слухами. Тимон потребует расследования.

– Почему так? – мой голос похож на жалобный скулеж Бриана. – Почему так случилось, отец? Почему?

– Твоя мать всегда боялась потерять рассудок. Она говорила, что ее народ всю жизнь бродит в сумерках, на границе ночи и дня. В сумерках возникают трещины между жизнью и смертью. Такая трещина зародилась в ее душе, и сквозь эту трещину вползло немного ночной тьмы. Она разбиралась в таких вещах, не то, что я…

Отец не договорил. Я поняла, чего он пытается избежать. Ведь мы, я и мой старший брат Вестри – такие же наследники рода нашей матери и, возможно, обладатели наследного безумия. Ведь леди Ринга Эрде – не человек. Она – порождение тьмы ночной, гуль из Рабирийских гор, вампир с Полуденного Побережья. Ее муж, наш отец, Мораддин из Турана – плод союза дверга-гнома и женщины-человека. Вестри и я – полукровки гульской крови. Такие существа рано или поздно теряют рассудок. Слишком много в нас перемешалось, и наследие каждой расы требует своего.