Олег Авраменко - Конноры и Хранители

«Особенно она мила с тобой», — подумалось Кейту.

— Все эти люди принадлежат к третьему сословию, — сказал он. — По-нашему, представители среднего класса. Они респектабельные, сравнительно обеспеченные, занимают видное положение в здешнем обществе. Ты ещё не сталкивалась с чернью… впрочем, нет, сталкивалась. Я уверен, что Рыжий Вепрь — выходец из низов, он нисколько не похож на благородного разбойника.

Джейн содрогнулась:

— Думаешь, все простолюдины здесь такие?

— Я этого не говорил. Но можешь не сомневаться, что окажись мы ночью в трущобах, там нашлось бы немало рыжих вепрей, готовых прикончить нас ради нашего кошелька. И они не обязательно будут разбойниками — а обыкновенными бедняками, влачащими жалкое существование, озлобленными на весь мир и ненавидящими всех, кто живёт лучше их.

— А разве слуги не из бедноты?

— Смотря какие слуги. Домашняя и личная прислуга — это особая каста. В феодальном обществе такие слуги скорее младшие члены семьи — ибо от них зависит не только благосостояние, но зачастую и жизнь хозяев. А нередко случается, что слуги и есть родственники — как, например, Марыля. В богатые дома и в приличные заведения кого попало не берут; а гостиница вуйка Франя, бесспорно, приличное заведение… Гм. Впрочем, не исключено, что кто-то из слуг всё-таки навёл на нас Рыжего Вепря. Я больше чем уверен, что сейчас у хозяина сна нет ни в одном глазу, и он ломает себе голову, кто же из его подчинённых мог оказаться предателем.

— Но ведь он объяснил, как это получилось.

— Да, конечно. Открытые ставни — удобное объяснение. И очень правдоподобное. Вуйко Франь сразу ухватился за него, чтобы хоть частично переложить вину на нас. Это вторжение — чувствительный удар по престижу его заведения. Ведь в «Красном Быке» часто останавливаются ибрийские купцы, ведущие свои дела в Мышковиче, и здесь они должны чувствовать себя в полной безопасности — иначе облюбуют какую-нибудь другую гостиницу.

— Выходит, грабители явились сюда по чьей-то наводке?

— Вполне вероятно. Трудно представить, чтобы человек, которого разыскивают власти, чтобы вздёрнуть на виселице, просто так, положившись на везение, появился в этом довольно фешенебельном квартале, неподалёку от казарм городской гвардии. Он должен был знать наверняка, что здесь ему светит богатая добыча. Значит, кто-то должен был сообщить ему, что у нас денег куры не клюют и что мы имеем обыкновение оставлять открытыми ставни на окнах.

— А может, это случилось непреднамеренно? — предположила Джейн. — Кто-нибудь из слуг или домочадцев встретился со знакомым, рассказал ему о нас, кто-то посторонний услышал их разговор — ну, и так далее.

— Вполне возможно, — сказал Кейт и погасил окурок в чаше. — Что ж, ладно. Ложимся спать?

— Да, пожалуй, — согласилась сестра. — Только не надо гасить свечи. Пусть будет душно, зато не так страшно.

— Хорошо.

Кейт сходил за перегородку, чтобы вытряхнуть пепел и окурок в мусорное ведро и помыть чашу. Когда он вернулся, Джейн уже забралась в постель — но не лежала, а сидела, зябко обхватив плечи руками. Она выглядела такой слабой, беззащитной, уязвимой…

— Кейт, — жалобно произнесла она. — Мне страшно. Только что здесь валялся Рыжий Кабан…

— Вепрь, — машинально поправил он. — Но теперь его нет. И уже не появится. А постель поменяли.

— Я это понимаю. Но всё равно мне страшно… Кейт, пожалуйста, ложись рядом со мной.

Кейт слегка опешил.

— Ну… А ты не боишься меня?

— Нет, не боюсь. Ведь мы уже не дети, как тогда, а взрослые и ответственные люди… Хотя сейчас я чувствую себя маленькой девочкой, и мне очень страшно.

— Хорошо, — сказал Кейт и подошёл к кровати со стороны Джейн.

Она подвинулась, освобождая место. Он снял сапожки и штаны и лёг в постель. Сестра положила голову ему на плечо.

— Теперь тебе лучше? — спросил Кейт.

— Гораздо лучше. Не так страшно, но… Пожалуйста, обними меня.

Он обнял её.

— Теперь мне хорошо, — прошептала Джейн. — Теперь я ничего не боюсь. Рядом со мной ты, и я чувствую себя в полной безопасности… Знаешь, Кейт, ты лучше всех. Ты самый лучший в мире. Я всегда любила тебя.

— Я тоже люблю тебя, родная, — сказал он. — Очень люблю.

Кейт обнимал сестру и чувствовал, как помимо его воли в нём нарастает возбуждение. Джейн тоже чувствовала это, но не отпрянула, а наоборот — ещё крепче прижалась к нему. Её горячее дыхание обжигало его шею и подбородок, а руки гладили спину. Наконец она подняла лицо, и её тёплые мягкие губы встретились с его губами.