Софья Ролдугина - Змиев Угол

— Ну ё-моё… — пробурчал Влади, прислоняя клюку к камню и укрепляя фонарик ручкой в земле, чтоб получился рассеянный свет. — Это что надо было сделать, чтоб туда сумку закинуть? — он примерился и поудобнее ухватился за край выступа, ища, где бы поставить ногу, чтоб подтянуться и заглянуть наверх. — От маньяка она отмахивалась, что ли?

И в ту же секунду что-то врезалось ему в спину с такой силой, что буквально впечатало в камень. Из легких выбило воздух. Влади закашлялся и попытался отпрянуть, но уперся спиной во что-то теплое.

Явно живое. И человекоподобное.

— Ой…

Писк получился совсем не мужественный.

«Маньяк», — промелькнуло в голове паническое.

А он, Влади, еще умудрился клюку из рук выпустить…

Человек шагнул вперед, к каменюке, удерживая Влади за плечи. Тот попытался извернуться, но куда там! Хватка у незнакомца была железная. Легче поезд на рельсах оттолкнуть.

— Аххашш… — выдохнул человек Влади прямо в ухо. Что-то холодное, влажное и легкое, как бабочкино крыло, щекотнуло мочку. — Раньше они девками отдаривались, а теперь мальчишку прислали… И что мне с тобой делать, малой?

Желудок, кажется, завернулся узлом. Влади замер.

— А… отпустить?

Человек то ли засмеялся, то ли закашлялся, но — отступил. Влади, кося одним глазом, потянулся к бабкиной клюке, и только ухватив ее покрепче, рискнул обернуться.

Поодаль, почти что над самым «колодцем», стоял, скрестив руки на груди, парень — высокий, гибкий, как лоза. Волосы у него выглядели так, словно их не стригли и не расчесывали лет десять — всклокоченные, длинные, даже на вид жесткие. В тусклом свете луны они отливали медью. Кожа тоже была странная, похожая на мелкую золотистую чешую; Влади даже подумал сначала, что это трико такое чудн о е, и только потом сообразил — на парне-то ни единой нитки нет.

— Насмотрелся?

Влади б сейчас поклясться мог, что парень это произнес, не раскрыв рта. А звук шел снова из-за плеча, будто шипел кто-то в самое ухо.

— Я-а-а-а… — Влади начал говорить, да забыл, что хотел сказать — осекся и попятился, пока опять спиною в камень не уперся.

Парень с любопытством склонил голову набок. Глаза у него отливали кошачьей желтизной. В уголке рта мелькало что-то черное — показывалось на секунду и исчезало. Влади сощурился, вглядываясь… и со свистом втянул воздух, чувствуя, как в глазах темнеет.

У незнакомца был самый настоящий раздвоенный язык. И не дурацкий, разрезанный на кончике, как у страшного дядьки из одной рок-группы, а именно что змеиный — тонкий, длинный, трепещущий, как у гадюки или ужа. Влади вспомнил странное прикосновение к уху, и ноги у него подкосились. А парень нахмурил брови и отвернулся.

— Трус…

И опять голос звучал над плечом. На сей раз — укоризненно, с разочарованием.

— Я-а-а… — снова заблеял Влади. Справиться с собственным онемевшим языком было почему-то труднее, чем поднять пресловутый умывальный бак. — Меня баб Ядзя послала… Она котомку тут оставила. Наверное.

— Наверное? — парень опять то ли раскашлялся, то ли рассмеялся, то ли расчихался. Но разочарование из голоса исчезло, и Влади почему-то почувствовал гордость за себя. — Эту, что ли? — и, присев на корточки, он гибко потянулся к пышной куртине травы. Выудил сверток — и кинул его Влади: — На.

Бабкина котомка оказалась легкой-легкой — видимо, внутри одни травы и листья были. Но не успел Влади обрадоваться, что все почти закончилось, как парень, по-прежнему глядя на него снизу вверх, сощурился — и спросил:

— Что в обмен отдашь?

Влади стиснул котомку так, что внутри что-то захрустело, и машинально ответил:

— Не знаю.

— Не зна-а-ешь? — задумчиво протянул парень, шурша пальцами в сухих листьях. — Ладно, отпускаю тебя на первый раз. Но чтоб до конца седмицы придумал, чем отдариваться будешь, и вернулся. Понял?

Сказал — и взглянул так, что спорить расхотелось. Влади кивнул, уже предчувствуя, что если обманет — случится что-то очень плохое.

— Раз понял, так иди. И не бойся. Они тебя не тронут.

«Кто?» — хотел спросить Влади, но перевел взгляд на тропинку — и в горле тут же пересохло.

Везде, сколько хватало глаз, были змеи. Красноватые медянки, черные толстые гадюки, ужи с желтыми «ушками»… Одни лениво ползли куда-то по своим делам, другие — лежали, как сухие ветки, третьи — словно бы дремали, свернувшись в кольца. Трава вокруг беспрестанно шевелилась.

И было тихо-тихо.

Торопливо подобрав клюку и фонарик, Влади поднялся на ноги, одернул задравшуюся куртку, сунул котомку под мышку — и припустил по тропинке, на ходу перепрыгивая через змей. Те и вовсе не обращали на него внимания. Только одна здоровенная гадюка приподняла голову и прошипела что-то нелюбезное.