Дмитрий Напольских - Общее дело

За спиной Экрона Лонби живой вал накатывающейся на врага тяжелой конницы обратился в мертвый…

Эльфийские стрелы и болты, выпущенные из гномьих арбалетов, пробивали броню, выкованную лучшими человеческими кузнецами, словно бумагу. Рыцари Лонби гибли десятками, из некоторых торчало по три-четыре древка. Ржали и валились на землю подстреленные кони, образуя настоящие утесы из мертвых тел, о которые разбивались последующие волны разогнавшейся кавалерии. Всадники горячили лошадей, заставляя огибать или перепрыгивать погибших людей и животных. В воцарившуюся суматоху летели все новые и новые стрелы…

Но атака не заглохла, хоть и потеряла темп. Великолепно подготовленные люди и кони прорывались сквозь завалы и рвались вперед, на врага, посмевшего оказать столь смертоносное сопротивление.

— Вперед! На нелюдь! — закричал герцог, подбадривая воинов.

— На нелюдь! Лонби и Плачущий! — подхватили его призыв верные рыцари.

Стальной вал, изрядно потерявший в скорости и мощи, опять покатился на врага, набирая новый разбег. Каждый залп обходился герцогу дорого, очень дорого, но стрелы уже не могли остановить рыцарей. Они понимали, что встать — значит умереть, и безжалостно рвали шпорами бока верным скакунов.

До гномьего строя оставались считанные десятки ярдов, когда закованные в тяжелые доспехи карлики ринулись навстречу несущейся коннице. К стрелам и арбалетным болтам прибавились метательные топорики и дротики. Воздух взвыл от заполнившей его стали. Всадники и лошади посыпались на землю сотнями, скорость снова упала, и в этот момент гномья волна докатилась до рыцарей.

Опытные солдаты, прошедшие через десятки мелких стычек с соседями и орками и несколько войн, что вели императоры на юге против отколовшихся провинций, растерялись…

Они знали, как сражаться во встречной кавалерийской сшибке, когда навстречу скачут такие же закованные в тяжелые доспехи всадники и земля содрогается от удара двух железных лавин. Когда противник, на которого ты замахнулся мечом, пролетает мимо и ты сталкиваешься лицом к лицу с другим, он тычет тебе в лицо длинным копьем и после короткого обмена ударами тоже исчезает в водовороте схватки, чтобы вновь появиться под копытами твоего коня уже бездыханным телом… Они могли без страха мчаться на ощетинившийся пиками пехотный строй, глядя в лицо смерти, застывшей на сотнях стальных наконечников, вминаясь в плотно сбитый прямоугольник вражеских воинов, пронзая их копьем, разрубая мечом и давя копытами верного боевого коня…

Но теперь они растерялись. Гномы отважно бросались под копыта потерявших ход лошадей, подрубая ноги и вспарывая животы. Кони с испуганным ржанием отчаянно пятились от незнакомого врага, непривычно пахнущего, мелкого, стремительного и бесстрашного. Сзади накатывали все новые и новые волны, а поверх низкорослых воинов все так же смертоносно били стрелки…

Атака захлебнулась…

Все так же отчаянно голосили жрецы, все так же громко кричал герцог, призывая воинов давить нелюдь во славу Плачущего, но его приказы потонули в криках умирающих, отчаянном конском ржании и дребезге, с которым металл сталкивался с металлом.

Хотя сталкивался — это слишком сильно сказано. Гномьи секиры легко пробивали вражеские доспехи, ломали клинки и разрубали лошадей чуть ли не пополам. Забрызганные кровью с ног до головы карлики, небрежно размахивая огромными топорами, носились по полю в полном молчании, напоминая воинам герцога маленьких демонов из детских страшилок. Они не пытались сохранять строй, больше полагаясь на индивидуальное мастерство, отточенное за столетия беспрерывных войн. И убивали, убивали, убивали…

Коннице, потерявшей всякое подобие строя, ударили во фланги эльфийские копейщики. Подключились и маги. Да, они не могли метать молнии и огненные шары, как делали это волшебники древности, но вот ослепить особо ретивого рыцаря, раскалить меч в руке или заставить коня сбросить наездника… Даже легкая заминка стоила человеческим воинам жизни.

— Прикажете бросить на помощь пехоту? — граф Окто Дилис, едва сдерживая нетерпение, обратился к Жетану Лонби. — Герцогу приходится нелегко.

— Отец справится, — твердо ответил наследник, высматривая в гуще сражения знамя родителя.

Герцогский стяг гордо реял над потерявшей всякую осмысленность бойней, внушая умирающим воинам наивную надежду на успех. Наконец, он рухнул на землю вместе со знаменосцем. Кто-то подхватил его и снова вознес герцогского орла к небесам. Пехотинцы встретили это событие радостными криками. Им тоже не терпелось поучаствовать в разгроме нелюдей. Воины нетерпеливо поглядывали на командиров. Ну, когда же? Когда?!