Дмитрий Напольских - Общее дело

Многие пытались забыться: жевали шрук-траву, нюхали собранные в бутылки испарения тектянита, напивались, устраивали с товарищами безумные оргии. Получалось не у всех: обезумевшие гномы прыгали со скал, резали себе глотки кинжалами, травились, травили соратников. Совсем сумасшедшие шли к эльфам — просить прощения. Такие встречали у остроухих самый горячий прием.

Он тогда не сломался: не скатился в бездонную пропасть шрук-травы и тектянита, почти не напивался. Оргии?.. Все через это прошли.

Старики тогда не понимали. Пытались быть благородными, играть по своим правилам. Но нельзя жалеть такого врага! Который, даже будучи смертельно раненным, не лежит спокойно, готовясь встретиться с богами, а зубами вцепляется тебе в ногу, чтобы не пустить, причинить хоть какой-нибудь вред… В результате — страшный разгром при Кланте, от которого гномы так и не смогли оправиться. Погибли лучшие воины, закаленные в Болотной войне с гоблинами, в бесконечных пограничных стычках с криклерами, в дальних набегах на хруртскую Империю.

Осталась молодежь, которая… нет, не поняла врага, а приняла его правила. И на ненависть ответила ненавистью. Которая опрокинула непобедимую эльфийскую армию, погнала врагов к их лесам. Казалось, последнее усилие — и враг будет разгромлен… Но эльфы собрали в кулак последние силы и стали медленно теснить гномов. Пока бои не начались на подступах к Карруту, в недрах которого сидела неизвестная тогда Дарагу Гномоматка. Казалось, еще года-два, и все. Совсем все.

Но вместо последнего штурма они получили странное предложение о мире, удивившее, как оказалось, самих эльфов сильнее, чем гномов. За подписью короля Трайнира и… королевы Гильвейры. Поначалу посчитали, что это ловушка. Когда же лесная армия начала отход от Каррута, решили послать на переговоры делегацию, без особой надежды вновь увидеть ее членов живыми. Однако, те вернулись, потрясенные и удивленные, со свежеподписанным мирным договором и бесконечными рассказами об эльфийской королеве, решившей сдружить все разумные расы.

И несколько месяцев… Нет, не мира, а того странного послевоенного состояния, когда солдаты еще не пришли в себя. Мысленно они на войне. Где-то гремят придуманные бои, а странной формы камень кажется притаившимся эльфом. И если кто-то говорит такому бойцу, что война уже закончилась и пора сложить оружие, то сильно рискует получить удар секирой — как вражеский лазутчик.

Долгий и мучительный переход к другой жизни. Когда не надо вскакивать ночью и бежать на летящие из темноты стрелы, когда можно уже не спать, обнимая свою секиру, когда можно в полный рост идти по открытому месту, не боясь, что тебя подстрелят.

Жить стало проще и, одновременно, безумно сложнее. Теряя Врага, ты теряешь больше, чем друга — теряешь цель жизни. И не все могут вновь ее обрести.

Дарагу пришлось тяжелее прочих — незадолго до договора он узнал о Гномоматке, испытал самое страшное потрясение в своей долгой жизни. Он так надеялся, что ему дадут возможность смыть позор кровью. Но война уже кончилась…

Потом пришло странное послание от королевы Гильвейры, просящей своих союзников о помощи в деле приобщения к братству эльфов и гномов людей, с припиской короля Трайнира, обещающего в случае отказа новую войну до полного истребления гномов. Старейшины посовещались — и трехтысячный отряд гномов под командованием генерала Трунга отправился к "союзникам"-эльфам.

Гном резко остановился. Он дошел. Дошел до палатки Альвейна, в которой, по решению Гильвейры и приказу Трунга, ему придется жить, дабы "делу укрепления дружбы между народами ничто не мешало". Дараг уже откинул зеленый полог и собрался войти, но до него неожиданно дошло, почему эльф так смущался, говоря об изображенных на палатке совокупляющихся единорогах. Существа действительно были единорогами. Самцами. Намек показался ему крайне зловещим…

Эльф лежал на зеленом плаще и, словно не замечая вошедшего гнома, занимался невероятно важным делом — чистил ногти. Дараг несколько мгновений зачарованно наблюдал, как ловко орудует эльф крохотным кинжальчиком.

Затем не выдержал и сказал:

— Милые картинки на твоей палатке.

— На нашей, милый мой недомерок, на нашей, — жеманно улыбаясь, ласковым голосом начал эльф. — А как прошла церемония открытия сортиров?

Длинные ресницы эльфа призывно затрепетали. Сам Альвейн, сославшись на усталость, ушел сразу после проверки.