Вместе с Волчьей силой в Латгери вошло еще что-то. Он даже не сразу подобрал слово. Что-то вроде родовой памяти, которая живет в крови у каждого Волка. С нею окрепло и знание веннской молви, отныне он разумел ее почти как родную, ягунскую.
Лежать на теплом солнышке неподвижно, с отрешенным лицом — как это легко… Волки честят его на чем миры держатся, Латгери слушает и гордится собой. Ибо есть чем гордиться! Враги, сильные воины, целая деревня, — боятся его! Не на шутку боятся!
Он причинил им зло. Навредил больше, чем получилось у самого Владыки Мавута…
— Унесть мальчонку калечного в лес на смертные муки? Муравьям и воронам оставить?… Вы что, Волки? Уж лучше просто сразу убить! Ох! Да что ж ты делаешь-то!
Волчонок Летун, лесной звереныш, через которого прошло слишком много силы собратьев-людей, не выдержал этого потока. Нет, он не умер, хотя следовало бы. Люди зря оживили его, зря вытащили из-за Черты. На его теле неестественно быстро зажили раны, теперь он мог даже бегать, но вот рассудок… Ласковый, доверчивый, благодарный волчий малыш превратился в трусливого и злобного выродка. Загадил в клети весь пол, а стоило его выпустить наружу, тут же передушил цыплят во дворе. Когда Летуна застали за этим занятием — отчаянно завизжал и принялся кусать протянутые к нему руки…
Сейчас он тоже ни с того ни с сего взял да цапнул за ногу Волка, предложившего вынести Мавутича в лес. Укусил и зажал хвост под брюхо, начал метаться, уворачиваясь, огрызаясь… Вырвался наконец и стремглав умчался куда-то, оставляя за собой жидкий вонючий след.
— Что изделал над зверем! Говорю, долой его из деревни!
Участь Летуна явно разъярила Волков больше, чем вред, доставшийся им самим. И предложение убить не встретило такого уж всеобщего отпора. Враг есть враг! И останется врагом, пока не лишишь его жизни. Даже если он мал и беспомощен…
Латгери с трудом удержал готовую родиться улыбку. Страха не было. За свою недолгую жизнь он уже не раз умирал. И знал, что это далеко не самое страшное, что с человеком может случиться. Если Волки убьют его, это будет хорошая смерть! Отец Мавут будет гордиться!
Волки продолжали яростно спорить, мальчишка вслушался и понял: гораздо больше было все-таки тех, кто считал, что его следовало предать справедливости леса, а самим добивать евшего с ними хлеб было грешно.
Что ж, тем лучше! Лес не прикончил его, когда он был совсем плох, а уж нынче, когда по спине и рукам разбегается живое тепло… Он сумеет продержаться до прихода Владыки, он поползет навстречу Мавуту!
Отец придет за ним обязательно.
Придет, и тогда эти Волки взвоют по-настоящему. Они еще не знают, что такое беда.
Скоро узнают…
— А все Бусый, — вдруг сказал кто-то. — Он ведь эту падаль в лесу нашел! Не дал сдохнуть! Эх, Волки, жили мы, не тужили…
— Заткнись, — поморщился Севрюк.
— А ты меня не затыкай, — продолжал тот же голос. — Или я не так что сказал? Змееныш, чуть всех нас не угробивший, — раз! Каменную Осину свалил, Бучило растревожил — два! Мальчишка-упырь, в лесу найденный, — три! Мало вам, Волки? Еще хотите?
— Ты-то пуще всех со Змеенышем ратился, — подбоченилась большуха. — Что-то голоса твоего не припомню, когда его прогоняли…
— Сгинул — и пусть себе! — надрывался крикун. — Ульгеш вот говорит, к Мавуту попал. И беловолосого этого — тоже в Бучило бы! А и про мурина [53] Мурин — чернокожий.
подумать надо. След ли его, у Мавута побывавшего, в деревне теперь держать?
— А ты мне Ульгеша не трожь! — взревел седой Бронеслав. — Разом холку намылю!
Бабушка Отрада, та ничего не сказала, молча пошла на зачинщика.
Волки шумели, кричали все разом, иные уже примеривались брать один другого за бороду. Латгери лежал, наслаждаясь их сварой. Рассорить врагов — это ли не мечта! Вот бы они еще ножи повыхватывали…
Сила Волков кипела вокруг, бурлила и пенилась, сшибалась сама с собой. Летели клочья, и Латгери незаметно подбирал эти лакомые ошметки.
Бусый… Он понял, о ком шла речь. Тот парнишка, первым вышедший к нему утром после грозы. Латгери еще ударил его, да убить сил не хватило. Что они сказали? Ушел к Мавуту? Сам?… Это как?…
Что- то здесь было неправильно, плохо и очень тревожно… Он обдумает это потом. А сейчас — пить, пить, пить…
— Соболь, пусть Соболь скажет!
— Это он роднича [54] Роднич — не совсем родственник, «полубрат».
с «головешкиным сыном» сюда притащил!
— Я те дам роднича!
— Погодь, Клочок, ты не знаешь…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу