Золотая свирель

Но я видела парня всего два раза. Почему я должна ему доверять? Откуда я знаю, что он задумал, может эта его страсть к чудовищам - просто хитрость, чтобы втереться ко мне в доверие? Где это видано, чтобы в легенде о драконе и сокровищах интересовались не сокровищами, а драконом?

А ты сама, сказала я себе, ты сама, некогда ступившая на шелковые ковры, устилавшие покои принцессы Каланды, ты сама чем интересовалась - коврами или принцессой? Ты, отказывающаяся от богатых подарков - частично из гордости, частично из мучительного ощущения что дорогая и изысканная вещь делает из тебя, простушки, совсем уж непотребного шута, частично из-за святой веры самой принцессы в твое бескорыстие... и еще из-за десятка других причин, которые сейчас и не упомнить...

Хотя, что ни говори, мне тогда не надо было думать о заработке и считать гроши. Но и прямые свои обязанности я забросила. Левкоя ворчала, но - что делать! - "внучка-белоручка" приносила деньги, привозила снедь и обновки из города, у "внучки-белоручки" завелась собственная лошадь, да не какая-нибудь кляча, а лощеная верховая кобылка, которую не то что в телегу - в карету никогда не запрягали. Внучка теперь и дома-то почти не жила, а наезжала не одна, с сопровождением. Пара рыцарей-иноземцев в охрану деревенской дуре, каково? Слухи, сплетни, косые взгляды в округе. Вчерашние подружки кланялись, поджав губы - высоко взлетела, ворона облезлая. Больно падать-то будет!

Ах, как Левкою все это бесило! Но разве вложишь в молодую голову житейской мудрости? Плевалась Левкоя, грозилась, но терпела. Не показывала мне за порог. А могла бы.

Левкоя. Да, Левкоя. Я остановилась, глядя в серую пыль под ногами. Лекарка, повивальная бабка - моя собственная родная бабка, мать моего отца. Наверное, от нее мне достался лекарский талант - моя мать хорошо ткала и вышивала, а в госпиталь даже не заходила. А меня палками было не загнать за ткацкий стан...

(...- Хоть бы подмела в доме, - ругается старая Левкоя, шаркая и гремя горшками за занавеской, отгораживающей кухню от горницы, - Шляется невесть где, и добро бы с парнями шлялась, нет, дела у нее, видите ли тайные, с самой принцессой заморской. Ну какие у тебя могут быть дела с принцессой, дуреха?

Левкоя не верила ни моим рассказам, ни сплетням кумушек из деревни до сегодняшнего дня. То есть до сегодняшней ночи, когда к нашему хутору подскакала звякающая металлом кавалькада с факелами и собаками - меня привезли домой. А Каланда и один из ее телохранителей даже зашли внутрь, вызвав у бабки временный приступ остолбенения.

- Мы книгу читали, - десятый раз объясняю я, - У принцессы есть книга, "Облачный сад" называется. Только она не на нашем языке, а на андалате, на старом андалате. На котором Книга Книг написана. Святой язык, древний. Мы читаем попеременно вслух, а потом разговариваем об этом.

- Книгу Книг?

- Да нет, я же сказала - "Облачный сад". "Верхель кувьэрто". Эту книгу написал один великий андаланский мудрец.

- Какой такой мудрец?

- Великий. Андаланский, то есть из Андалана. Это страна, откуда приехала Каланда.

- Тьфу ты пропасть! - ругается Левкоя, - Связалась с каким-то чудами заморскими, голову тебе заморочили, книгу, они, видите ли, читают! Я еще твоей мамке говорила - от грамоты одни неприятности! Что ж ты хочешь сказать, у принцессы этой чернявой советчиков в замке не нашлось, заумь книжную разбирать?

Я смеюсь. У нас с Каландой есть советчик, чтобы разбирать эту заумь. О, какой у нас советчик! Но про него - про нее - я помалкиваю. Еще чего!

- Выходит - не нашлось, - я развожу руками, - Бабушка, я неплохо знаю старый андалат, я учила его больше, чем положено обычной монашенке. Я его учила, чтобы трактаты по медицине разбирать. У нас в монастыре хорошая библиотека.

Кое-что я могу рассказать Левкое, а кое-что нет. Это наша с Каландой тайна. И никому о ней знать не следует - ни его величеству королю Амалеры Леогерту Морао Морану, жениху Каланды, ни деревенской знахарке Левкое с хутора Кустовый Кут...)

Я миновала одинокую башню, глядящую через реку на свою сестру; в лучах восходящего солнца и та и другая казались розовыми, как фруктовая пастила. Тропинка вела по скалистым холмам, огибала порт, и, минуя путаницу складов, приводила к широкой площади у Паленых ворот. Ворота были уже открыты, в порту царила суета. Я вошла в город.

Что ж, коли так, то я, в кои-то веки, сделаю свой ход первой. Я скажу - привет, голубчик. Нет, я скажу - приветствую тебя, смертный. Я спрошу - почему ты не дождался моего зова? Я теперь не могу доверять тебе, скажу я. Отныне, ежели ты по расчету, случайно или по недомыслию причинишь мне малейшее неудобство, я повелю слуге своему, свирепому адскому псу с горящими глазами, проучить тебя, смертный. И наука эта будет тем жесточе, чем серьезнее окажется твоя провинность. Вот так. И попрошу Эльго пугнуть его разок. Чтобы понял, что это не выдумки. Эльго, надеюсь, не станет спорить, он у нас забавник. А Кукушонок проникнется. Хоть он на золото вроде бы не клюнул, но кто знает, что ему вступит, когда он увидит россыпи внутри грота? Тут на любого бессеребренника жаба навалится...