Золотая свирель

- Да, да, - я закивала. - Ида Омела моя мать. А меня Леста зовут.

- Внуча, значить... - старуха осклабилась, показав крепкие бурые зубы. - Ишь, заброда. В гости, али как?

- В гости. Я на юг иду... бабушка. Вот, решила заглянуть... раз уж через Амалеру... Мать говорила...

- Ида так в скиту своем и сидит?

- Да, она в монастыре Вербены Доброй.

- А тебя на кой послала?

Я поднялась, отряхивая подол монашьего платья. Подобрала свою котомку.

- Она не посылала... Я сама...

- Сама, значить... Сама - рассама. Че в дом-то не вошла?

- Да как-то... неудобно как-то. Без хозяйки.

- Неудобно елкой подтираться, ага.

Старуха вынула березовую хворостину из петельки для замка. Толкнула дверь.

- Заходь, малая. Корзинку-то не тронь, щасс пойдешь корешочки в ручье полоскать. Ишь, внучка-белоручка, неудобно ей. А задницу о камень морозить удобно? А вот кабы я в село к куму заглянула, так бы и куковала на пороге ночь напролет?

Я ступила в темные сени, сплошь завешанные серыми вязками трав, заставленные коробами и туесами. От крепкого сложного духа заперло дыхание. Сенная пыль, воск, деготь, квасцы, плесень...

- Ааапчхи!

- Ты, малая, сторожней, ага? Головушка с плеч слетит. Ну, че встала столбом? Иди, иди в кухонь, не топчись тут...

И бабка Левкоя чувствительно наддала мне под зад коленом.

Тогда стояла середина апреля, снег сошел совсем недавно, земля еще не успела просохнуть. В лесу цвели подснежники. На юге полыхала война. За Нержелем, в Викоте и Каменной Роще буянили шайки горцев-ваденжан, Север завяз в драках с ингами, но в Амалере пока было тихо. Однако еда стоила дорого, вместо припасов я тащила полную сумку лекарских склянок, почти все деньги как-то быстро и неожиданно разбазарились, продавать склянки было жалко, а красть я боялась. У меня хватало ума не путешествовать одной, но только за то, чтобы присоединиться к каравану, мне пришлось отдать серебряную архенту. За неделю я здорово порастеряла боевой пыл и не раз малодушно подумывала о возвращении в монастырь. Если бы не Кустовый Кут, хутор моей бабки, о котором рассказывала мать, я бы повернула назад.

Но назад я не повернула, добралась таки до Левкои. Кабы знать...)

Доска под ногой хрустнула, обломки полетели в черную воду. Я тотчас припала на четвереньки, вцепившись в столбик перил, и с содроганием ощутила, как пальцы, не встретив препятствия, сминают волглую гниль. Столбик переломился и канул под мост. Холера черная!

Переждав, пока мостик перестанет раскачиваться, я осторожно двинулась вперед. На четвереньках, ощупывая настил руками. Вот зачем Амаргин меня сюда приволок! Чтобы я грохнулась в воду. Вместе с этим треклятым мостом. К лягушкам и пиявкам. Тьфу, тьфу, это гораздо противнее любых покойников...

Ладони ткнулись в мокрую траву. Ага, еще немножко - и подо мной твердая земля. Фуу! Я разогнулась, вытерла руки о юбку. Не грохнулась, слава небесам.

- Гав! Рррррргав-гав-гав-гав-гав!!!

Наверху тропинки стояла собака, в темноте ярко белели пятна у нее на груди и на морде. Довольно крупная собака, она загораживала мне дорогу.

- Гав-гав-гав-гав-гав!!!

- Ты чего лаешь? Чего ты разоряешься?

Я шагнула вперед, стараясь не делать резких движений.

- Рррррр!

Блеснули оскаленные зубы. Псина встопорщила холку, ощерилась. Попятилась, рыча.

- Пшла вон! - я пошарила вокруг в поисках палки. - Иди, иди отсюда!

Огибать чертову шавку и оставлять ее за спиной не хотелось. Такая вполне может кинуться сзади и тяпнуть. Приличной палки не нашлось, склон зарос колючей ежевикой и крапивой. Я выдрала с травой хороший ком земли и швырнула в собаку.

- Ауу, ску-ску-ску... Гав! Гав-гав-гав!

- Прочь пошла!

Я снова ухватила траву за вихор.

- Буся, Буся, Буся!

Кто-то шарахался под деревьями, звал собаку. Из черных зарослей выплыл огонек и двинулся в нашу сторону.

- Буся, Буся!

- Эй! - крикнула я, - Хозяин! Отзови пса! На цепи надо держать таких бешеных.

- Гав-гав-гав! - заливалась Буся.

- Отзови собаку, холера!

- Ааа! - вдруг взвизгнул хозяин, - Навья! Навья! Мара! Буся, куси ее!

- Да ты что! - взвыла я. - Какая мара, протри глаза!

- Куси, Буся, куси!

- Гав-гав-гав!

Собака скакнула вперед, получила комок земли в нос и отскочила.

- С ума сошли! Чокнулись совсем! Пропустите меня, уроды!

- Пошла, мара, пошла! В землю пошла, в воду, под камень! Куси ее, Буся!

Голосивший размахивал фонарем, и я внезапно узнала его. Узнала тяжелые плечищи и крохотную, плоскую, как чечевичное зернышко, голову, и стеклянные от страха глаза, и рыбий хлопающий рот.