Валентин Маслюков - Побег

— После приговора.

— Покажите еще что-нибудь, — сказал он, оглядываясь в поисках собеседницы.

И с облегчением обнаружил Золотинку на прежнем месте. Море распалось, как свернувшееся молоко, показалась, сначала пятнами, комната. Волшебница сидела, опершись локтями на стол, а руками обхватив голову — в напрасной попытке взъерошить волосы, коротко состриженные.

— Колобжег получается лучше всего, — призналась она виновато. — Я люблю свой город.

— А еще что? Что еще? Похуже что получается? — спросил Буян, вкрадчиво подвигая по столу излеченный волшебством персик.

— Да пустяки. Так, что-то непонятное… Какие-то горы, деревушки, леса — ничего не узнать. Вздор.

— Ладно, — протянул Буян. — А сверх вздора?

— В каком смысле?

— Как насчет хотенчика?

— Дался вам этот хотенчик, — улыбнулась Золотинка, очевидно польщенная. Она глядела именинницей. Она никак не походила на измученную бессонными ночами узницу, тогда как в облике пигалика, в неподвижном лице его, в замедленных движениях проступало нечто неладное. Отрывистую, принужденную речь его нельзя уже было объяснить одной только растерянностью, чего Золотинка по-прежнему не замечала.

— Вот вам хотенчик, — сказала она с лукавой усмешкой и принялась обламывать засохшие ветви персика.

Буян не обронил ни слова, пока она не закончила работу: обкорнала кое-как корявую палку, привязала к ней пояс и пустила. Хотенчик рванулся, дернув привязь, и потянул в сторону глухой задней стены, за которой, как будто бы ничего, кроме матерой скалы, не было.

— Это все? — спросил Буян, помолчав.

— Пока все, — скромно отвечала Золотинка, оттягивая зарвавшегося хотенчика на место. — За три дня. Разве мало?

— Кому вы показывали эти штуки? — сухо осведомился пигалик.

Наконец Золотинка удивилась, не встречая поощрения или похвалы. Она почуяла недоброе, но уж от кого от кого, а от Буяна ей нечего было скрывать.

— Я сказала… на словах рассказала Тлокочану. Он отнесся как-то безразлично, не знаю почему, понял ли он, что я толковала? Сказал, ладно, потом. А меня нужно хвалить, — добавила она с милой улыбкой и засмеялась: — Если меня вовремя похвалить, я вам горы сверну.

Буян не улыбнулся.

Теперь Золотинка заметила строгий черный наряд члена Совета восьми, накрахмаленный, простого покроя воротничок, который странно было видеть на любителе ярких шарфов и платков.

— Вы откуда сейчас? — спросила она, перестав дурачиться.

— С заседания Совета восьми. Мы собираемся по вторникам, — без выражения сообщил Буян. После некоторого промедления он сказал, словно преодолевая себя: — Сожалею, что не предупредил вас сразу, с самого начала. На этом заседании мне поручено обеспечить охрану узницы. То есть постановлением Совета восьми на меня возложены обязанности тюремщика. Возложены на меня лично. Передайте мне хотенчик.

Невольно испуганная, более испуганная, чем обиженная этой безжизненной сухостью, и неожиданной и страшной в таком хорошем товарище, каким Золотинка привыкла почитать Буяна, она поспешно протянула корягу. Буян же, не замечая узницы, осмотрел волшебный предмет и упрятал его за пояс.

— И вы не могли уклониться от поручения? — спросила Золотинка с непредумышленно выказавшей себя жалостью.

Тюремщик молчал так долго, что, казалось, придумает, наконец, в ответ что-то умное и важное, но он сказал без всякого выражения и личного чувства:

— Должен предупредить вас: никакое волшебство не разрешается.

— А нечаянное? — не уставала дивиться Золотинка. Дружелюбная живость ее являла собой резкую противоположность скованным повадкам пигалика.

— О каждом нечаянном волшебстве следует ставить меня в известность.

— Постараюсь, — кивнула Золотинка. Взор ее заблестел, то были слезы волнения и жалости. — Но не могу обещать. Вы понимаете, Буян, как я к вам отношусь. Но обещать не могу. Чтобы во всех случаях. Мало ли что.

— Тем более, — кивнул Буян, ничуть не меняясь. — Я вынужден отдать распоряжение, чтобы вас перевели в тюремную камеру особо строгого содержания под неукоснительное и круглосуточное наблюдение. Далее… — одетый в черное пигалик поднялся, он был решительно бледен. Невольно встала и Золотинка, как-то особенно послушно опустив руки. — Далее… Я вынужден прекратить всякие посещения. Передачи. Подарки. Никаких свиданий без моего ведома. Предварительное разрешение, во всяком случае. И последнее. Все эти меры будут приняты немедленно.