Валентин Маслюков - Любовь

Зрители накапливались в опасливом отдалении от стражи, ближе к дворцу потянулись нищие и весь праздный люд с обширной, как поле, площади. Скоро образовалась порядочная толпа, в которой шныряли босяки. Ждать однако приходилось долгонько. Карета прибыла, но княгиня, может быть, еще и не встала. Прошло не меньше часа, когда началось неясное волнение, мужчины закричали, бросая шапки, женщины забеспокоились и зачем-то поднимались на цыпочки; говорили, что кто-то видел княгиню в окне. Вместо княгини на крыльцо вышел благообразный вельможа с кучерявой бородой.

— Не напирать! — воскликнул он, спустившись к толпе. — Осади, осади назад!

Вельможа — может статься, это был простой дворянин для посылок, многие его знали как лицо обычное, — нес обвислый кошель, который вызывал у нищей братии лихорадочное вожделение.

— Слава великой государыне! — раздавались выкрики. — Кормилица наша! Солнышко! Щит правоверных! Надежда наша!

Толпа — она увеличивалась на глазах — впустила в себе посланца государыни и сомкнулась, в волнении пытаясь его смять. Но, видно, это и в самом деле оказался бывалый человек, он не держал и в мыслях утруждать себя правильной раздачей милостыни, а забрал горсть мелкого серебра и швырнул от себя подальше, так что толпа шатнулась и пришла в бесноватое смятение.

Между тем как толпа нищих, побирушек и просто задорного, охочего до легкой добычи народа, подтягивая отовсюду свои охвостья, устремилась в давку, где слышался немилосердный стон и хрип, двойные двери дворца раскрылись снова — перед склонившимися дворянами явилась слованская государыня. Она остановилась на верхней ступеньке, бросив вокруг скользящий, нигде не задержавшийся взгляд, прежде чем ступить на мостовую.

С противоестественным ощущением, в котором было нечто и от ревности, Золотинка опять увидела самое себя. Слованская красавица гляделась безупречно. Сверкающие волосы Зимки-Золотинки покрывала сдвинутая на лоб, затейливо подвязанная на затылке косынка тончайшего, совершенно прозрачного шелка. То было единственное облачко, что наложило пасмурную тень на прекрасный и гордый лик. Пронзительный взор, линия чуть вздернутого носа, неспокойный рот… в этом лице было еще и нечто стремительное.

Зимка-Золотинка однако медлила садиться в карету, не обращая внимания на склонившихся у распахнутой дверцы гайдуков. Стремительность ее, по видимости, имела самую неопределенную, недеятельную природу.

И государыня явно не узнавала пигалика, хотя Золотинка выставляла себя на показ с опасностью попасть лошадям под ноги.

— Вот бы нас прокатила! — Золотинка поймала тут взглядом одного из босяков, который только что вырвался из толкучки и еще задыхался от возбуждения.

— Но, еще скажешь! — выдохнул тот с презрительным пренебрежением к такого рода пустопорожним разговорам.

— Попроси!

— Сам проси! Чокнулся?

— И спрошу, бояться не буду! — взвинчивала страсти Золотинка. Она рассчитывала прикрыться ватагой босяков.

— Ты?

— А то нет!

— Тьфу! — Раздосадованный пацан выругался и шумно фыркнул, подвинув на голове большой, не по размеру овчинный треух.

А Зимка-Золотинка, убедившись, что общество, разобрав серебро, все целиком нахлынуло к рядам стражи, ступила на подножку кареты.

— Государыня, смилуйся пожалуй! — вскричала Золотинка противным голосом попрошайки и кинулась напролом.

Видавшая виды стража опомнилась тотчас: спешили со всех сторон, чтобы перехватить мальчишку, витязь, прянув конем, мазнул его плеткой. Но Зимка-Золотинка уже узнала пигалика. А если и не узнала — себе не поверила, то вздрогнула в предчувствии той самой беды, которую и ожидала она со дня на день.

— Тебе чего? — спросила она с затаенным испугом, понятным, наверное, только для Золотинки. Слово государыни придержало ретивых охранников.

— Прокати, государыня, вот чего! — вскричал тут, как бухнул, из толпы мальчишка в меховом треухе. Все так и обомлели.

— Государыня, краешек подола поцеловать! Позволь подола коснуться! — бухнулась на колени Золотинка.

Главное, она не осталась в одиночестве. На взгляд привычных к уличным неурядицам стражников мальчишки галдели. Стражники не особенно разбирали их между собой. Мальчишки галдели все скопом.

То есть мятеж этот, несомненно, подходил под статью Уложения «Скоп и заговор». Скоп, неупорядоченное скопление народа, имелся налицо, а заговор живо изобразят в застенке. Вдохновленная этим обязывающим соображением, стража готовилась хватать и не пускать, чья-то грубая рука уже примерилась к Золотинкиному загривку, но государыня не замедлила.