Дмитрий Глуховский - Дневник учёного. Предыстория к мультфильму «9»

Логично умерщвлять стариков вместо того, чтобы платить им пенсию. Логично начинать войну, чтобы отнять у соседей месторождения нефти и металла, вместо того, чтобы втридорога платить за них. Нелогично миловать приговоренных к смерти, потому что это нарушает принцип неотвратимости наказания.

Люди далеко не всегда поступают логично, что, в общем, и делает их людьми.

Странно, но даже Пауль и Петер перестали спускаться к Машине. Когда как-то после обеда я изловил их и спросил, уж не боятся ли они ее, Пауль сказал «Она холодная!», а Петер добавил «Она ждет». Дети, дети… Наслушались страшилок.

Ничего, прежде чем отыщут этот Артефакт — если он, конечно, вообще существует, — я успею научить Машину не только думать, но и чувствовать.

Сегодня мой дом окружили репортеры.

Не мог разобраться, что происходит. Оказывается, кто-то пустил слух, что работа над Машиной окончена. Я пытался возражать, но тщетно.

Потом всю улицу оцепили полицейские и к моему подъезду причалил личный кабриолет Канцлера.

Аврора смотрела на все это с ужасом, детей она спрятала.

Канцлер прошествовал внутрь, орава репортеров метнулась за ним. Канцлер ничего мне не объяснял, потребовал только показать прессе Машину. Я не мог ему отказать, хотя твердил все время, что Машина еще не готова.

«Величайшее изобретение всех времен и народов», — сообщил репортерам Канцлер. Назавтра так написали все газеты.

Сегодня случилось страшное.

В три часа ночи на пороге загрохотали солдатские сапоги, а в дверь забарабанили железными кулаками.

Аврора и дети спали, а я мерял шагами лабораторию, все больше убеждаясь, что до завершения работы еще очень долго.

Испуганный, я поднялся наверх. Мне вручили ордер, отшвырнули с прохода и сразу двинулись в подвал. Дети проснулись и заплакали. Аврора, в ночнушке, ошалевшая от света армейских фонарей, испуганно что-то лепетала.

Они пришли за Машиной! Он приказал им!

Я пытался заслонить ее собой, дал ей команду защитить меня, но она не справилась: головорезов было слишком много.

Машина еще не готова! Они меня не слышали. Им было все равно. Они выполняли свои команды.

Зачем она ему понадобилась? Ведь у него даже нет Артефакта…

Конрад пропал. Перестал приходить на работу, хотя я ничего и не говорил ему о том, что Машину похитили.

И еще я рассказал все Авроре. Она со мной целый день не говорит.

Пришел Конрад — с блуждающей улыбкой, странный. Сказал, что теперь ездит на службу прямо в резиденцию Канцлера. Попросил дать ему алхимический трактат — что-то там проверить.

Я соврал, что сжег книгу. Умолял его не помогать Канцлеру.

Конрад ответил, что просто делает свою работу, которая отлично оплачивается, а в судьбах мира он все равно ничего не смыслит.

«Можешь не отдавать мне книгу», — ухмыльнулся он. — «У меня отличная память. И так вспомню, что делать с Артефактом».

За мной прислали экипаж. Сказали: Канцлер нуждается в моем совете.

Я согласился, потому что думал, что смогу еще переубедить его. У меня сгущалось предчувствие, что мы вот-вот совершим что-то чудовищное, непростительное.

Аврора отвернулась, я сел в экипаж и поехал.

Оказалось, в резиденции была оборудована огромная мастерская. В центре на постаменте замерла Машина. Рядом суетился Конрад — деловитый, важный. Канцлер наблюдал за ним из отдельной бронированной камеры с толстенным стеклом, способным, я думаю, вынести прямое попадание снаряда.

Меня привели к Канцлеру. Тот надменно улыбнулся мне и не промолвил ни слова.

Стальная дверь лязгнула, закрываясь. Канцлер махнул рукой, давая приказ начинать.

Конрад извлек из футляра предмет точь-в-точь похожий на Артефакт, каким его рисовал безвестный алхимик. Неужели они сумели отыскать его?!

Он вложил Артефакт в гнездо, которое мы вместе устроили в Машине…

Господи! Сработало!

Артефакт ожил, пустил зеленые разряды, похожие на электрические, заиграл нездешним светом…

И вдруг из него будто вырвалась высоковольтная дуга! Ударила Конрада прямо в грудь, рванула его как тряпичную куклу, и вытянула из него что-то лучащееся, трепещущее… Что-то живое.

Эту субстанцию всосало в талисман… Машина вздрогнула…

И вдруг ее единственный глаз — обычно тупой, стеклянный, — распахнулся и озарился багровым светом, словно наливаясь кровью.