Марина Дяченко - Корни камня

Молчание. Он знал, что, оглянувшись, увидит неподвижные лица осунувшихся людей, Регину и отца, глядящих в разные стороны, каменных, отчужденных.

— Там… твоя Прародина. Там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол…

Голос, произносящий слова давнего ритуала, не должен дрожать. Он и не дрожит — звучит ровно и глухо, как и полагается обрядом.

— Легкого пути… Нет на тебе тяжких грехов… — Ивар готов был запнуться, но вовремя подхватил воздуха и твердо повторил: — Нет на тебе тяжких грехов. И да не будет длинной твоя дорога… Ступай… Кай Коваль. Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром… Возьми…

Рука Барракуды не хотела удерживать фонарик. Ивар закусил губу и еще раз, уже без слов, попросил: возьми…

Мертвые пальцы послушно приняли из его рук тускло светящийся кристалл.

Ивар оглянулся.

Вот они, смотрят. Угрюмые и злые, и раздраженные; Регина, придавленная своим нескрываемым горем, и отец, изможденный и страшно постаревший. Все смотрят на мертвого человека в пилотском кресле и на мальчика, неподвижно стоящего у подлокотника; они — не верят?! Что Барракуда — долетит?..

Ивар медленно поднял подбородок.

Как тяжело распрямляться. Как ноют плечи и боли спина…

Но он поднимает голову. Все выше и выше.

Ну вот. Теперь он может улыбнуться.

И улыбка выходит поначалу неестественная и трудная — но с каждым мгновением все легче. Все спокойней и свободнее. И безмятежнее. Вот так…

Он стоит у подлокотника и улыбается. И знает, что сегодня пойдет к Стене Мертвых — туда, где бесконечными рядами тянутся таблички, вмурованные в искусственный камень. Где рядом выбиты имена мамы и Сани.

Мамы…

Сани…

Он сядет, прислонившись к Стене спиной.

Закроет глаза — и увидит черное небо, полное пульсирующих, ясных, не знающих ночи фонариков.