Марина Дяченко - Корни камня

Тонко и неразборчиво пищали сброшенные вместе со шлемом наушники; Барракуда подбежал и остановился рядом — и тогда Ивар удивился, почему не стихает отчетливый топот ног.

Сбивающийся, отчаянный топот. Барракуда, не отрываясь, смотрел вперед, и проследив за его взглядом, Ивар увидел несущуюся по ребристой кишке коридора человеческую фигуру.

Бегущему потребовалось несколько секунд, чтобы вылететь на площадь перед упавшим мальчиком и стоящим над ним мужчиной; здесь он замер, будто налетев на стену, и вскинул руку, вооруженную коротким толстым стволом. Забрало его шлема оказалось абсолютно непрозрачным.

Что-то хрипло, неузнаваемо, металлически сказали наушники. Ивар поднял взгляд на Барракуду; тот медленно стянул свой шлем, обнажая залитое потом лицо с темной полоской ощетинившихся усов.

Ивар посмотрел на вооруженного человека и удивился, почему рука со стиснутым в ней стволом мелко дрожит. Человек смотрел на Ивара, но мальчик видел только блестящий дымчатый пластик.

Резанул уши тонкий писк — это на руке у Барракуды ожил браслет. Ивар услышал сдавленное:

— Стартуйте. Стартуйте. Стартуйте сейчас.

Вооруженный человек шагнул вперед. Ивар заплакал и кинулся ему навстречу.

…Белый Рыцарь, восставший из праха Белый Рыцарь явился-таки к нему на помощь. Явился, рискуя жизнью, обогнав в дикой скачке всех своих воинов, явился вовремя… И бьется на ветру снежно-чистый плащ. И ослепительно, незамутненно сияет камень на рукояти меча…

Лицо отца было мокрым, и седые волосы слиплись на висках. Ивар обхватил его колени, потом жадно потянулся, встал, чтобы прижаться лицом к тяжело вздымающимся ребрам.

Ударился об пол непрозрачный дымчатый шлем. Ивар почувствовал, что теряет волю и память — растворяется, расплывается в потоке нежности, вины и страха за него, за сына…

…Бежал, сбивая ноги. Не ждал увидеть Ивара живым — а вот увидел…

Прошло всего несколько секунд. Резкое движение отца вывело Ивара из сладкого оцепенения:

— Стоять!!

Вскинутый ствол. Холодные глаза Барракуды, насмешливые, жестокие. Размазанное в броске тело, утробный хлопок выстрела, резкий неприятный запах, снова выстрел — месиво огня, расползающееся по пластику на потолке, нога Барракуды на самом краю круглого проема… Оттолкнув Ивара, отец бросился вперед, подставив локоть под прыгающее в руке оружие — но кобура на поясе Барракуды уже опустела, и в глаза Онову уставился неестественно глубокий темный раструб.

…И на пути Белого Рыцаря встал извечный враг его, и черен плащ его, и черен меч… Черный Рыцарь встал на пути Белого… а Белый Рыцарь встал на пути Черного, и два пути слились в один, а на одном пути двоим не разминуться, и вот уже летят искры от впервые соприкоснувшихся лезвий…

Железное небо — небо вращающихся мечей. Красное солнце навсегда зависло над зубчатой кромкой леса — ему уже не опуститься и назавтра не встать…

Он успел заметить удивление в глазах отца и горечь в глазах Барракуды, он успел заглянуть в бездонную воронку чьего-то ствола, а потом сознание его снова сдвинулось, и он увидел маленького пажа, бросившегося между двух мечей. Вопиющее нарушение этикета!

Потом огненный шар разорвался прямо перед его лицом — отшатнувшись, он потерял опору под ногами. Горящий потолок вскрикнул двумя голосами.

Обрывок провода хлестанул его по лицу. Что-то больно впилось в спину, в плечо; прямо перед глазами оказалась огромная лопасть колоссального вентилятора. Ивар с трудом продохнул — болели ребра — и тут только понял, что не летит больше, а висит посреди мира в паутине тонких пластмассовых нитей. Над головой оказался далекий железный пол, а под ногами замерли два лица — одинаково белых, с широкими круглыми глазами, два лица в круглом проеме, ага, вот куда он свалился…

— Ивар?!

Он шевельнулся — и сразу же все поменялось, верх стал низом и опасно приблизился: далеко на тусклом металлическом покрытии пузырилась и исходила паром широкая неприятная лужа.

— Ивар?!

Они оба склонились над краем проема, почти соприкасаясь головами. Ивар отстраненно подумал, что вот они ровесники, но отец выглядит лет на десять старше…

— Не двигайся, сынок… Сейчас…

Он удивился: что — сейчас?

Лопасть вентилятора оказалась теперь совсем близко — Ивар оперся на нее коленом, потом бедром, потом вцепился руками. Какая древняя, уродливая, нерациональная машина. Ветряная мельница…

Он прикрыл глаза. Зеленый пригорок с нарядной мельницей на вершине, широкие крылья увязли в синеве…