Ольга Табоякова: Добро пожаловать!

- Всех новеньких просят в третий зал, - сообщил тихим голосом Антон, или это у меня уши до сих были заложены от звуков свой боли. Не знаю я, но это и неважно. - Там вводное.

Я хотел попросить, чтобы он меня проводил, но не успел. Антон подхватил меня под руку, как девушку, и поволок к третьему залу. Пожалуй, он меня дотащил на себе. Я вроде даже ноги не переставлял. Антон провел меня к самому последнему ряду. Я упал на стул и попытался не отключиться. Надо собрать энергии. Учитель меня учил подобным техникам. Антон сел рядом. Я почувствовал его стремление поделиться со мной силой. Я воспользовался этим молчаливым предложением.

В третьем зале было излишне светло. Но свет, как и темнота может быть источником энергии. Я постарался использовать все источники восстановления. Очухался до состояния восприятия речи преподавателя я только минут через десять.

Но сначала я осмотрел зал. Новичков - это тех, кто первый год - было индивидов триста. Амели сидела на первой парте. Я вздохнул, рассматривая ее волосы. Они сами были, как волна энергии. Прикоснуться бы. Потом я взглядом нашел всех знакомых. Отлично, все ребята здесь. Но знакомых лиц оказалось чуть больше. Я присматривался к какому-то знакомому. Потом вспомнил - Варан. Мы встречались на Фагане, когда я подыхать собрался в связи с тем глупым толкованием одного полезного предсказания.

Лектор - милая тетка с шортах, красных сапогах, красной кофте и черной шляпе олицетворяла вселенскую печаль. Как-то ее образ не вязался с манерой речи и общим ощущением от нее.

-....Первым будет для вас всех задание попробовать освободить ...

Я включился в общий фон лекции на этой фразе, но больше ничего не услышал. Открылись двери и вошел Дон Де Сорео. Он что-то пробормотал этой даме на ухо и величественно удалился. Лекторша слегка офигела. Минуту или полторы она перерабатывала информацию, а потом кинулась к окну во двор.

Естественно, что это вызвало нездоровый ажиотаж среди новичков. Кто сидел у окна старались поглядеть, понять, что там такое. Остальные тянули шеи.

Лекторша опомнилась. Вернулась к кафедре.

- Итак, первым будет задание пойти и познакомиться с тем типом, который поселился во дворе.

Мне что-то не понравилось это ее предложение. Это я поселился во дворе. Моя территория. Учитель мысленно захихикал моим юридическо-собственническим замашкам, я проигнорировал.

Народ еще выслушал план занятий по группам. Мне было хорошо, я не знал, в какой я группе, значит, могу ходить на все, что мне надо.

К тому моменту, когда я оказался во дворе, то там было довольно оживленно. И все как-то многолюднее, чем ближе к моему жилищу. Но протиснуться туда мне удалось.

- Стой! - скомандовал какой-то белобрысый парень и ухватил меня за плечо. - По очереди.

- Да пошел ты! - я признаюсь сглупил. Нельзя хамить незнакомцам, да и знакомцам тоже нельзя.

- Парень, - на удивление этот белобрысый не обиделся. - Ты бы пошел куда, полежал бы там. На тебе лица нет.

Продолжить столь информативную беседу мы не успели. Из-под навеса появился ворон. В два взмаха он был рядом с нами. Затем эта наглая птица гаркнула в лицо тому белобрысому, он выпустил мое плечо. Я сделал несколько шагов вперед и очутился под навесом.

- А ты чего? - Олг сидел в моем кресле и дожирал вторую банку с апельсиновым джемом.

- Спать хочу, до сих пор плохо. - Конечно, надо было спросить чего это он тут, но мне было наплевать. Хочу просто полежать. Олг это понял. Я завалился на свою новую "кровать" или это лучше звать лежбищем, а Олг поднялся, вышел из под навеса и что-то там такое сказал. Через две минуты стало тихо, очень тихо. Я повернул голову. Никого. Лишь ворон и филин играют в салочки. Олг принялся за доедание банки с джемом, а я заснул.

Я проснулся от звуков ночи. Однажды я общался с одним интересным исследователем миров. Уже не вспомню, как его звали, но теорию его я запомнил. Он считал, что главное различие между мирами заключается в комфортности. Комфортность, по его определениям (а их было сто семьдесят), рассчитывается, как сумма условий. И так он эту сумму условий старался высчитать точно-точно, что получил за это несколько десятков премий от благодарной общественности. Но вот этот профессор сильно сокрушался, что он так много времени потратил на свои теории, а какой-то там поэт Грынекс выразил все в двух строчках:

"Вся прелесть мира в звуках ночи,

Пока молчит твой Тамагочи".

Вот звуки ночи в этом мире оказались весьма и весьма странными. Во-первых, это было чавканье.