Дэвид Фарланд - Властители рун

Вместе с тем он страшился и отказаться, ибо знал, что уже сейчас люди Радж Ахтена выискивают его след. Габорн нуждался в помощи Биннесмана.

— Клянусь! — произнес принц. Биннесман хмыкнул.

— Не так, глупец. Клясться нужно не мне, а земле. Тому, что в ладони и тому, что под ногами. И клятву следует произнести полностью.

Габорн нерешительно открыл рот. Он чувствовал на себе неотступное внимание травника и понимал, что требуемый обет более значим, чем можно себе представить. Сможет ли он сдержать обе клятвы: и данную земле, и ту, что уже связала его с Иом.

— Я… — начал было говорить Габорн, но земля под его ногами затрепетала. Только под ногами — вокруг него, в лесах, в полях и в саду почва оставалась спокойной. Но высившиеся вокруг деревья, казалось, сделались выше, гуще и сомкнулись над ним, образовав темную пещеру. На миг Габорну почудилось, что он оказался под землей.

В наступившей гробовой тишине стороннее присутствие стало еще более ощутимым. Могучая воля устремлялась к нему.

Биннесман отпрянул от куста руты, изумленно озираясь по сторонам. Почва у его ног вспучилась, трава расступилась, словно нечто вспороло самую ткань земли.

И тут из теней выступила черная фигура. Та самая, которую Габорн увидел, когда на него подействовала очанка. Но лишь сейчас он понял, что перед ним не смертный. Не человек.

То существо, слепленное из мельчайших комочков плодородной земли. Существо, принявшее обличье человека, причем человека, которого Габорн не мог не узнать. Из лесного мрака выступил закованный в латы воин с надменным лицом. Над его высоким шлемом распростерлись черные, как оникс, совиные крылья. Радж Ахтен. Точнее, некое подобие Радж Ахтена.

Странный пришелец вперил в Габорна насмешливый, слегка презрительный взгляд. Во мраке леса случайный наблюдатель мог принять это лицо за человеческое, — когда бы не полное отсутствие цвета. Но все черты Волчьего Лорда — каждая ресница, каждый волосок, каждая ниточка его плаща — были воспроизведены безупречно.

Затем пришелец заговорил. Вернее, заговорила земля. Странное существо не открывало рта. Голос его звучал как ветер, вздыхающий над полем, или шелестящий в одиноких деревьях. В нем слышался стон камней, уносимых горным потоком или увлекаемых вниз лавиной. Слова исходили отовсюду. Габорн не понимал их, хотя осознавал, что слышит обращенную к нему речь. Но стоявший рядом Биннесман тут же перевел.

— Ты должен принести клятву мне, о сын человека. Странные звуки продолжались и волшебник, подумав, добавил:

— Ты говорил, будто любишь эту землю. Но решишься ли ты принести обет мне, даже если я ношу личину врага?

Габорн взглянул на Биннесмана, ища ответа, и тот кивнул, побуждая принца говорить с землей напрямую.

Юноша никогда не видел ничего, похожего на это странное существо, о нем не упоминалось даже в преданиях. Земля явилась ему, приняв лик обозримый и внятный. Некоторые люди уверяли, будто, заглядывая в огонь, видели за ним истинный лик этой стихии, но Габорн всегда считал, что изо всех первоэлементов именно огонь наиболее доступен человеческому восприятию, тогда как наименее доступен воздух. О том, чтобы земля воплощалась в нечто зримое, ему даже не доводилось слышать.

— Я люблю эту землю, — произнес, наконец, юноша. Странный, отдаленный шум снова заполнил его уши.

— Как можно любить то, чего ты не можешь понять? — перевел Биннесман.

Габорн постарался ответить правдиво.

— Я люблю то, что понимаю и надеюсь понять все прочее.

Послышался грохот камнепада — земля смеялась.

— Когда-нибудь ты поймешь меня, — сказал Биннесман. — В тот день, когда твое тело смешается с моим. Ты боишься этого?

Смерть. Земля хотела знать, боится ли он смерти.

— Да.

Габорн не решился покривить душой.

— Значит, ты не можешь полюбить меня всем сердцем. Так станешь ли помогать мне, несмотря на это?

Габорн кажется понимал, почему земля приняла облик Радж Ахтена. И понимал, чего добивается от него извечная стихия. Большего, чем служение человеку. Большего, чем служение жизни. Он должен был принять смерть, увядание, разложение как неотъемлемую часть того, что являлось Землей.

На темном лике Земли появилось странное, нечеловеческое выражение. Габорн осмелился заглянуть в эти глаза, и перед его мысленным взором появились картины: пастбище, расположенное далеко к югу от Баннисфера, где белесые камни выступали из зеленой травы, словно зубы и живописные пурпурные горы Алькайр; такие, какими они видятся на расстоянии, к югу от его дома. Но кроме того он видел места, в которых никогда не бывал, — гигантские расщелины, огромные каньоны, чудовищные подземные пещеры. Его внутренний взор проникал сквозь толщу почвы и камня, сквозь бесформенную мешанину различных пород. Самоцветы и грязь, гниющие листья и кости умерших — все смешалось воедино. Юноша чувствовал запахи серы и пепла, травы и крови. Слышал, как журчат в темных глубинах потаенные реки и ощущал бескрайние моря, омывавшие лик земли, подобно сладким слезам. Бесчисленные образы навалились сразу: для смертного было бы немыслимо даже пытаться осознать все увиденное или удержать в памяти.