Дэвид Фарланд: Волшебник Подземного города

— Помогите! — кричал мыш, во все лопатки мчавшийся по тропинке. Задыхаясь, он поднырнул под кустик сухого чертополоха:

— Блохи! За мной гонятся блохи!

От страха в животике у Янтарки словно узел завязался. Новоприбывший проскочил в узкое ущельице между двумя камнями и остановился, тяжело дыша: на хвосте у него налипли какие-то колючки, а язык свисал изо рта чуть ли не на плечо. Звали его Терн. Это был самый тупой мыш, какого Янтарка встречала на своем веку, настоящий позор всего вида.

— Блохи? — недоверчиво воскликнула Янтарка.

Блох она никогда раньше не видела, но слыхала о них жуткие легенды. Блохи были кровожадными чудовищами, одаренными сверхъестественными силами. Зубы у них были тверже алмазов, а шкура — прочнее гранита. Они умели прыгать в высоту раз в триста больше собственного роста и проходить сквозь стены — и все это ради того, чтобы добраться до бедных, беззащитных мышей. Говорят, что блоха сосет из мыши кровь, пока та не высохнет, как пыль на дороге, а потом… а потом… она вынет у нее глаза и станет жонглировать ими.

Иногда стаи нападающих блох столь огромны, что, подобно черным тучам, затмевают небо.

Сидя за ужином, старые мыши рассказывали малышне сказки, и Янтарка часто засыпала, дрожа от усов до хвоста, боясь, что к утру от нее останется только жалкий, высохший, как осенний листок, трупик.

Сейчас они с Беном были на заднем дворе Бенова дома, где ее друг преподавал молодым мышам высокое искусство дайвинга в мусорном контейнере. У всех участников были «кошки» из рыболовных крючков; сейчас они пытались снизу забросить их за край контейнера, чтобы можно было вскарабкаться наверх.

Заслышав истошные вопли: «Блохи! Блохи!!», все удивленно повернулись к Янтарке. Она, между прочим, была волшебницей, а Бен — ее фамильяром, источником ее магической силы. Вместе они были двумя половинками могущественного чародея, в то время как порознь… ну, просто грызунами.

Но, увы, сейчас Янтарке было не до магии. Всю свою волшебную силу она истратила на битву с колдуном, злокозненным нетопырем по имени Ночекрыл. О том, что силы у нее и вправду нет, Янтарка могла судить по любопытному ощущению в хвосте, которое заметила только вчера: хвост был каким-то необычно тяжелым и онемелым, словно она таскала за собой игрушечную резиновую морковку.

— Подождите-ка! — сурово сказала она оцепеневшим на крышке бака мышам. — Погодите. Нельзя быть уверенным, что ему действительно встретилась блоха, пока мы не увидим ее своими глазами.

Она устремила испытующий взор туда, откуда примчался Терн: низкий утренний туман стелился над тропинкой, видимость не превышала пары-тройки метров.

Терн тем временем перепрыгнул через большой камень и за ним едва не приземлился на громадную розовую личинку ночного жука, которая скромно ползла по своим делам, оставляя за собой след блестящей слизи. Чудом извернувшись в воздухе, он все-таки шлепнулся на землю и, вращая глазами, возопил: «Змеи!!!»

Преодолев остаток дистанции, он рухнул Янтарке в ноги, дрожа, как смородиновое желе.

— Блохи! — простонал он. — Они напали на нору! Целых ТРИ!!

От него жутко несло. Янтарка задрала носик и постаралась не дышать.

— Ты точно уверен, что это были не мухи? — строго спросила она. — Некоторые мухи, знаешь ли, тоже кусаются.

— Не вижу я никаких блох, — сказал Бен, вглядываясь в путаницу тумана и чертополоха. На его мордочке не было ни малейших признаков страха. Он стоял, вперив взор в туман, словно высеченный резцом скульптора, специализирующегося на изваяниях героев, и сжимал в лапе копье из швейной иголки. Бенджамин Чаровран всего неделю назад еще был человеком, теперь же перед Янтаркой стоял прекраснейший мыш на свете, такой неотразимый, что у нее подгибались колени. А еще он был самым храбрым и самым-самым мудрым на свете.

— Блохи идут! — снова заскулил Терн. — Они убивают все на своем пути, смерть косит целые норы!

Бен пробежал несколько шагов по тропинке. У него был глянцевитый мех, темно-бурый по хребту и рыжеватый на боках, и большие лапы настоящей тихоокеанской мыши-прыгуна. На голове Бен носил шлем из ореховой скорлупки, искусно вырезанный таким образом, что походил на череп какого-то жуткого чудовища.