Морис Делез - Конан и Гнев Сета

Красотка наслаждалась всеобщим вниманием и шла не торопясь: не каждый день доводится предстать перед самим королем и покрасоваться среди своих! На ней была надета короткая синяя юбка, оставлявшая открытыми сильные, стройные ноги, и белая блузка из тонкого полотна, расшитая незамысловатым, но со вкусом составленным узором. Прекрасные, с едва заметным пепельным отливом, черные волосы спадали до пояса. Их удерживал лишь сплетенный из лозы венок.

Процессия медленно двигалась к карете. Конан спрыгнул на землю (рессоры при этом жалобно скрипнули) и помог выйти Зенобии. Троцеро встал рядом с ними, по правую руку от королевы. Конн выбрал себе место слева от отца и принялся с интересом осматриваться: ему нечасто приходилось бывать на сельских праздниках.

— Я же просил тебя, не нужно этого,— взглянув на Троцеро, начал, было, Конан вполголоса, но, завидев селянку, умолк на полуслове, позабыл о зародившемся недовольстве и намерении отчитать друга, а вместо этого восхищенно причмокнул и не спеша двинулся навстречу возглавляемой ею процессии, вовремя вспомнив, что он все-таки король, а королю не надо понапрасну обижать подданных равнодушием.

Заметив внезапную перемену в настроении мужа и правильно истолковав истинную ее причину, Зенобия и вида не показала, что недовольна, а подобрала юбки и с мягкой улыбкой на прекрасном лице, делавшей ее поистине неотразимой, двинулась следом, в то же время настороженно наблюдая за тем, что произойдет дальше, не забывая при этом дарить свою монаршую милость окружающим, приветливо улыбаясь и кивая им.

Они остановились в шаге друг от друга, король-варвар и красавица селянка. Девушка одарила своего повелителя восторженным взглядом, в котором Конан без труда прочел нечто гораздо большее, чем простое восхищение, вызванное встречей с почитаемым всеми монархом, поклонилась ему и протянула огромный рог. Не сводя с девушки восхищенных глаз, киммериец осушил его до дна (что было для него делом нетрудным) и наклонился, чтобы поцеловать красотку в щеку, а может, и шепнуть ей при этом что-то на ушко. Хотя, вполне возможно, что так подумала лишь воспылавшая ревностью королева… Был ли этот невинный поцелуй частью заранее оговоренного ритуала или естественным порывом самого короля, решившего в этот день быть поближе к обожающим его подданным, королева не знала, да и знать не хотела. Зато она прекрасно знала неукротимую натуру мужа, была немало наслышана о его прошлом, когда он слыл героем отнюдь не только на поле брани, и настроение Зенобии значительно ухудшилось.

Не раздумывая излишне долго и не дожидаясь, пока ее подозрения станут действительностью, королева подобрала пышные юбки (чтобы не запнуться ненароком о подол) и отвесила ненаглядному Конану пинок, как раз в то мгновение, когда он галантно склонился для поцелуя.

Киммерийца нелегко было удивить, чем бы то ни было, а тем более застать врасплох, но Зенобии это удавалось, причем неоднократно, уже на протяжении почти десятилетия. Конан ткнулся лицом в волосы девушки, и, хотя равновесие удержал без труда, ни о каком дальнейшем обмене любезностями не могло быть и речи. Он обернулся, восторженно глядя на жену.

— Осторожнее, милый,— нежно проворковала она, скромно потупившись,— так недолго потерять лицо.

Стоявшие позади девушки старейшины, прекрасно разобравшись в том, что произошло у них на глазах, и изо всех сил стараясь сохранить серьезный вид, все-таки позволили себе сдержанно улыбнуться. Зато жених девушки, оказавшийся в первых рядах и с тревогой наблюдавший за этим маленьким происшествием, облегченно вздохнул, расплылся в улыбке, и Зенобия, поймав на себе его благодарный взгляд, ответила ему благосклонным кивком. Вперед вышел седой старик («Дед девушки»,— шепнул на ухо королю Троцеро) и заговорил:

— Четвертый уже год обильно родит земля в благословленной Всеблагим Аквилонии и жемчужине ее — Пуантене, а в этот год — как никогда прежде! И пусть принято думать, что на все воля Митры, а я скажу от себя, что в том гораздо большая заслуга нашего короля, подарившего людям спокойствие мирных будней и уверенность в завтрашнем дне!

Конан никогда не страдал ложной скромностью, но в это мгновение посчитал, что умудренные жизнью и убеленные сединами старцы явно перегнули — на роль правой руки Митры он претендовать не мог, хотя и был некоторое время сподвижником Подателя Жизни. Правда, для киммерийца их содружество закончилось весьма плачевно, и вспоминать об этом король не любил. Он хотел было что-то возразить, но в это время вокруг закричали: «Да здравствует король!» — и слов его не услышал никто.