Торн Стюарт - Влюблённые из Хоарезма

Был здесь почтенный Михраз из Султанапура, тот самый, который три года назад предсказал нашествие гигантского смерча с севера моря Вилайет, и тем спас жизни тысячам горожан, успевших укрыться в заранее выкопанных убежищах. Белая борода Михраза спускалась ниже пояса и была заплетена в толстую косу, так что казалось, будто она тянет голову мудреца к земле, таким старым и согбенным он был.

Замбулу представлял толстый чернобородый Хамир, человек румяный и смешливый. С ним вечно приключались самые немыслимые и забавные истории: к примеру, выехав из Замбулы верхом на черном жеребце, подарке правителя города, Рахмана, в дороге он обменял его на старую кобылу, потому что седло, что было на ней, показалось ему удобнее, а кобылу в свою очередь сменял на белого, без единой черной шерстины ишака, ибо посчитал это знаком Эрлика.

Подъехав к воротам дома Бахрама, он завершил путешествие тем, что слетел со спины своего скакуна прямо в грязь: на ишаке лопнула подпруга. Все видевшие этот головокружительный полет, смеялись до колик в животе; громче всех смеялся сам Хамир, охая и потирая спину.

Но каково же было всеобщее удивление, когда из лопнувшей подпруги посыпалось зашитое в нее золото! Видно, прежний хозяин не знал о кладе, иначе вряд ли поменял бы ишака вместе со сбруей.

«Я же знал, что этого ишака послал мне сам Эрлик»,— приговаривал Хамир, скармливая удивленной скотине горсть урюка.

Но, несмотря на смешливость и нелепые происшествия, Хамир принимал участие в Весеннем гадании уже третий раз, ибо никто во всем Туране лучше него не умел толковать знаки, на первый взгляд случайные и бессмысленные, каковые подчас составляют суть всего предсказания и меняют смысл всех остальных знаков.

Амаль из Шангары был самым молодым среди собравшихся и прибыл на Весеннее гадание впервые. Его учитель, Рабат Заарам, прислал с ним пергамент, в котором сообщал, что за три прошедших года состарился на все десять и чувствует на плечах дыхание ледяного ветра с Серых Равнин. А потому просит почтенных мудрецов принять в свой круг лучшего его ученика, Амаля ибн Закию, который видит сквозь землю на десять локтей и слышит, как ветер шевелится в своей берлоге.

Юноша был принят с благосклонностью и немедленно выказал несомненные таланты — как в чтении звезд, так и в умении бросать томные взгляды на дочь хозяина, прекрасную Фейру. Та только фыркала, да потешалась над юным звездочетом. Последнее несколько удивляло Конана, потому что Фейра, как ни редко он ее видел, показалась ему девушкой скромной и скорее застенчивой, чем дерзкой. Амаль же был красив и, как преемник главного гадальщика Шангары, наверняка богат. Пренебрежение подобным поклонником было не в обычае юных девушек Турана. Впрочем, все могло объясняться тем, что у насмешницы уже был воздыхатель, и иные поклонники ее не интересовали.

Столицу, Аграпур, представлял высокородный Магриб ибн Рудаз, Небесный Визирь, как называли его придворные льстецы и поэты, личный лекарь и звездочет Илдиза. Помимо многих лет, с честью проведенных на дворцовой службе, его связывали с повелителем и кровные узы — Магриб приходился ему шурином. Сын Магриба, Мардуф, козней со стороны которого надо было опасаться Конану в этой поездке, был столь любим царственным дядей скорее за заслуги его отца, чем за свои — сам он пока мог похвастаться немногим, разве что редкостной красотой, которая мало искупала его распущенность и злой нрав.

Но насколько непутев и красив был его сын, наместник Хоарезмский, настолько мудр и уродлив был Магриб. Уродство его заключалось в большом горбе, кривых ногах и крючковатых, словно навсегда сведенных судорогой пальцах, и все вместе производило тяжелое впечатление. Он был более всего похож на старую обезьяну, которой приставили голову с человеческим лицом. Но темные глаза Магриба под седыми, клочкастыми бровями светились истинной мудростью и величием. Он выехал из столицы вместе с Уртаном и Конаном, и киммериец, как старший над охраной, делил с двумя сановниками все трапезы. Почти четверть луны добирались они до Хоарезма, и за эти шесть дней Конан услышал сказок, легенд и преданий больше, чем за всю свою жизнь в Туране. Благородный Магриб был удивительным рассказчиком. Конан не признался бы в этом и под пыткой, но с первого же дня пути в его сердце поселился благоговейный страх перед этим полумагом, уродом с глазами божества. Бесстрашный ун-баши утешал себя тем, что Магриба ибн Рудаза, как поговаривали, побаивается сам Мишрак. Побаивается, но при случае охотно прибегает к его помощи. Конан решил: что хорошо для Мишрака, сойдет и для него,— и перестал думать об этом.