И тогда они вели долгие и поучительные для обоих беседы. Конан в свои двадцать с небольшим лет успел обойти почти весь северо-запад континента, был гладиатором в Халоге, столице Гипербореи, затем долго жил в Заморе, где прославился как самый искусный вор своего времени. Затем был наемником в Зингаре, контрабандистом исходил весь Вилайет, побывал в Бритунии и Вендии. Магриб не уставал расспрашивать юного воина об этих далеких странах, об их городах и малых поселениях, людских обычаях и нравах, о битвах и победных пирах, в которых Конан принимал участие.
Такие беседы вели они еще на пути к Хоарезму, у ночных костров, ибо ученый старец в силу возраста спал мало, а Конан в силу должности — еще меньше. Киммериец никогда не знал за собою дара красноречия, но благородный Магриб умел не только рассказывать, но и расспрашивать. Делал это так ловко и слушал так внимательно, что хотелось говорить еще и еще…
Сам звездочет редко покидал пределы Турана, но все же совершил несколько больших путешествий — в основном, на юго-восток. Но большая часть его знаний была почерпнута из книг, а не из личного опыта. И сколько же он их прочел, дивился Конан, слушая рассказы мудреца. О путешествиях к краю земли, в которые уходили многие, а возвращались единицы, и, вернувшись, уже никогда не могли жить на одном месте и, в конце концов, пропадали без вести в дальних морях и нехоженых землях, что лежат к югу и востоку от хайборийских королевств. О подвигах и войнах древности, что записаны в длинные свитки и хранятся в медных сундуках в сокровищнице Повелителя Турана уже много веков, и каждый век прибавляет новый свиток. О целебных травах, что растут в непроходимых лесах северо-востока и в долинах Ильбарских гор. Одна из таких трав цветет раз в год и, сорванная во время цветения, открывает счастливцу все, что таится под землей, будь это клад или целебный источник. Другая затягивает и исцеляет любые, даже самые страшные раны, а настой из нее, употребляемый ежедневно, удлиняет жизнь. Третья, растертая в порошок и смешанная с салом онагры, открывает видение потустороннего мира, но такое видение еще никому не приносило счастья…
Рассказывал Магриб и о сестрах небесного свода, каждую из которых он знал по имени, мог сказать, в какое время года ярче всего сияет та или иная звезда, каким богам и героям посвящены созвездия и почему.
Конан, никогда раньше не слышавший туранских сказаний, затаив дыхание, слушал, как Небесный Охотник добыл себе меч и волшебных Псов и победил Дракона-смерча, пожиравшего один город за другим, не щадившего ни стариков, ни детей. И Охотник, и Псы были вознесены за этот подвиг на небо, а Дракон с той поры все пытается насытиться, но не находит ничего в бескрайних просторах ночи и в ярости грызет серебряный диск луны. Четырнадцать дней от полнолуния гложет он ее, а на пятнадцатый приходит Охотник и заставляет Дракона еще четырнадцать дней собирать ее вновь кусочек за кусочком.
Конечно, киммериец понимал, что это не более чем сказка, но Магриб умел и простую сказку рассказать так, словно в ней одной заключалась вся истина Мира.
Лампа чадила и мигала, в кальяне звездочета тихо булькала ароматная розовая вода, а он говорил и говорил и его темные глаза светились нездешним светом сквозь клубы голубоватого дыма.
Так они беседовали и в вечер третьего дня гадания; Магриб рассказывал об одном юноше, в стародавние времена жившем на берегу моря Вилайет. На другой стороне моря жила прекрасная принцесса, которой было предсказано выйти замуж за простолюдина. Отец, чтобы избежать незавидной судьбы, запер дочь в высокой башне. Тогда юноша смастерил себе крылья и, перелетев через море, унес возлюбленную. Конан, с интересом выслушав эту уж совсем неправдоподобную легенду, подавил мечтательный вздох и пожал плечами:
— Что проку в этих сказках про крылья из орлиных перьев и муравьиной слюны? Человек не может летать, зачем же обещать ему несбыточное?
— Не может?— улыбнулся Магриб.— Почему ты так уверен в этом, сын мой?
— Но я никогда…— начал, было, Конан и осекся под взглядом темных глаз мудреца, на дне которых он ясно видел затаившийся смех.
— Да, я уже понял, что ты хочешь мне сказать. Но никогда не говори «нет» только потому, что чего-то не видел.
— Но ведь человек и, в самом деле, не может летать, как птица.
— Но он может мечтать об этом. Все великие свершения начинаются с очень сильного желания, Конан. Есть ли у тебя заветное желание? Нет, нет, не говори мне его, просто скажи, есть или нет?
Читать дальше