Сергей Гомонов - Сокрытые-в-тенях

Она не прикасалась ни к чему, как советовали бывалые пловцы, а увидев притаившуюся среди кораллов каменную рыбу с острыми ядовитыми шипами на спине, убедилась, что советы родились не на пустом месте. Уродливая причуда природы, рыба, похожая на часть ландшафта, открывала гигантскую пасть, втягивая в себя воду вместе с зазевавшимися мальками и планктоном. Маленькие глазки поглядывали на людей без всякого опасения: тварь верила в свою неуязвимость, как инквизитор — с силу распятия.

Нагафенов подплыл к Ане, указал своим «когтем» на крупного, притаившегося в расселине игольчатого ежа и подал ей свою камеру. Та кивнула, не заметив странной тени, мелькнувшей за скалою справа.

Телеведущий пристроился к ежу и в ожидании съемки, балуясь, вывернул металлистскую «козу». Аня улыбнулась и нажала спуск. Стоило ей сделать это, как что-то огромное, невероятной мощи пролетело мимо, ударив девушку так, что ее закрутило волчком и швырнуло на рифы. В бешеном вращении Аня только и успела разглядеть приметный хищный хвост.

Нагафенов рванулся к ней, но не успел. Аня налетела на кого-то из согруппников. По иронии судьбы, им оказался тот самый новый русский.

Он угодил на каменную рыбу. Забившись в клубах собственной крови и пузырей непонятно откуда взявшегося воздуха — это потом установили, что один из шипов пробил шланг акваланга, — нувориш попытался всплыть. Тотчас же метнулся к нему инструктор, несколько человек из группы, сам Нагафенов…

Когда все вынырнули, раненый был уже в глубоком обмороке, с лиловым лицом и опухшими проколами на спине.

Всю обратную дорогу в самолете Аню лихорадило. Отдых был безвозвратно испорчен. Ей снился взбалмошный, ни к чему отношения не имеющий сон, будто она в исподней тонкой рубашке мчит на взмыленном белом скакуне, сама не ведая, куда и зачем. И конь счастлив, и счастлива она, но только точно знает: если они остановятся, произойдет что-то ужасное.

И черными крыльями летят над ее пригнувшимся к белой гриве телом густые распущенные волосы…

Просыпаясь, видела Аня мрачное лицо домработницы. Та суетилась, напоминая хозяйке о грядущем судебном разбирательстве и хлопоча о свидетелях, которые могли бы дать нужные показания. Ане это было почти безразлично. По ее, а не по чьей-то вине между жизнью и смертью находился человек. Пусть человек поганенький — да прямо скажем: не человек, а животное в одежде — но тем не менее существо живое, а кем-то, возможно, даже любимое. А, да при чем здесь это?! Аня снова и снова проигрывала в уме те секунды под водой. Занеси ее чуть левее, ну хоть на полметра — на не произошло бы ничего страшного. Она задремывала, представляя себе, как, увернувшись от нувориша, падает на кораллы сама и, исколотая морскими ежами, поднимается на катер. Всего бы чуть-чуть!..

Она не плакала. Не тот был случай, чтобы плакать, и не тот человек. Но думать о том, как будет отвечать в московском суде, говорить с адвокатом, смотреть в глаза родне пострадавшего, ей не хотелось.

— Ой, да будет вам, Аннушка Сергевна! — раздражалась Ирина, и голос ее становился еще противнее. — Там, поди, еще и родня такая, что вам в укор выставят — отчего, мол, не до конца… И не надо, вот не надо так на меня смотреть! Знаем мы этих людишек! Если ему ничего не стоит ударить женщину, то будьте уверены, другие к нему относятся в точности так же. Не убивайтесь вы по этой мрази!

Но то, что было после, оказалось для Ани полнейшей неожиданностью. Нет, не сборище каких-то людей с транспарантами: «Убийца!» и «Требуем справедливого наказания для убийцы!», а нечто другое.

Несколько свидетелей показали, что Гаврилов Евгений Павлович — так звали пострадавшего, который остался лежать в реанимации каирской клиники, — был знаком с Зайцевой Анной Сергеевной задолго до их поездки в Египет. Ухаживал за нею. Добивался ее руки. Но всё тщетно. В подтверждение прикладывали к делу фотографии и пленки (кто сейчас фотографирует на пленки?), где Аня была запечатлена в компании того самого Гаврилова.

— Я уж не знаю, почему этот Гориллов так за нее зацепился… — с выражением говорила не знакомая Ане девица с густо накрашенными глазами и скромно потупилась, когда судья сделал ей замечание. — Простите, ваша честь, я по привычке… Больше не буду. Я и Аньке говорила: сходи ты к бабке, прикупи отворот, зачем тебе этот гамадрил… простите, ваша честь!.. этот человек, хотела я сказать. По существу говорить? Ну… по существу, Аня… эм-м-м… Зайцева Анна Сергеевна никогда не проявляла по отношению к Евгению никакой агрессии. И никаких угроз с ее стороны тоже не было. С его? Ну и с его, вроде, тоже не было… Да нет, нет, я не сомневаюсь, просто это при мне не было, а как там без меня — знать не знаю!