Сергей Гомонов: Режим бога (Последний шаг)

…Вот уже много лет я живу в сельве отшельником. Попытки хотя бы в «третьем» состоянии разведать, где на соседнем материке находится действующий портал в Агизской пустыне, не привели ни к чему: да, я увидел установку, но в ней не хватало составляющих. Охранялся ТДМ тщательно, да и люди, владеющие корпорацией, где некогда работал Фараон, были очень непросты, как и шаман, тот самый человек-в-шкуре.

Араго, сын вождя, выздоровел полностью. О былом укусе напоминали только два белых шрама на ноге и немного деформированная правая икра. Он сменил своего отца после его смерти через десять лет. Когда Араго стал главой племени, шаман, его родной старший брат, покинул сородичей и ушел к соседям.

Хаммон перебрался в город на этом же континенте. Звал он с собой и меня, но я решил остаться в сельве. Что нового я увидел бы в городе? И чем здешние горожане могли быть интереснее моих дикарей?

А в голове часто, так часто повторялся смех и слова Желтого Всадника: «Ты мог бы беспрепятственно путешествовать по всем без исключения мирам»… Да, воссоздавая себя во мне, Александр-Кристиан Харрис даже не предполагал, что может совершить такой чудовищный просчет. Вероятно, он не мог и представить, что я усмотрю свое-его предназначение в глупейшем за всю историю человечества акте медленного самоубийства, ведь чем по сути, как не суицидом, было мое нынешнее затворничество без права вернуться Домой?

Мне оставалось только ждать. Ждать неизвестно чего, неизвестно кого и неизвестно когда. Надеяться, нащупывать под ногами дно и ступать по нему в поисках сокровенного брода…

Я останавливаюсь в замешательстве. Точно помню: именно здесь должен начинаться другой коридор. В прошлый раз мы преодолели его столь быстро, что подробности не запечатлелись в сознании.

Стою. Думаю. А нужно спешить!

Коридор должен поворачивать на юго-запад и спускаться под уклон. Я чувствую направление, как чувствуют его перелетные птицы. Кажется, тяжесть времен гнетет твои плечи в этих таинственных руинах!

Я зажмуриваюсь и вдруг отчетливо вижу собственную руку в черной бархатной перчатке, и она указывает на гигантские башни вдалеке. Словно каленым стержнем по сердцу, подобно грозному приговору горит, полыхает призыв: «Уничтожить!»

И тут приходит явственный ответ.

Я выхватываю из рюкзака короткую штыковую лопату, бегу в угол и начинаю разгребать песчаный занос. В горле першит от пыли, моргать больно, однако теперь не до мелочей.

Постепенно, нехотя открывается неглубокий провал. Я рою лихорадочно, уже не чувствуя тела и не думая больше ни о чем, кроме проклятого лаза в юго-западный коридор.

И вот лопата проваливается в пустоту. Не жалея рук, отгребаю остатки песка и земли, а потом лезу вниз. Здесь невыносимо жарко и совсем нечем дышать. То ли дело при нашем прошлом путешествии, вдвоем с Учителем, когда все эти неудобства не имели ровным счетом никакого значения, и опасными могли быть только Соглядатаи !

Песок липнет к потной коже, забивает ноздри и рот, скрипит на зубах. Я чувствую вкус его острых песчинок; опасаюсь открывать глаза, рою вслепую, крепко смежив веки.

И наконец-то я в потайном коридоре храма! Если все это правда, то о нем знают только умершие много тысячелетий назад строители, да еще, пожалуй, те, кто сделал здесь тайник.