Дэвид Кек - Пора предательства

— Вы слышали о нашей цели… про письмо и клятвы? — спросил он.

Одемар поскреб бороду рядом с оберегом-сорочкой.

— Да.

— Тем курсом, что мы плывем, мы поспеем в Эльдинор до конца луны?

Корабел отошел от рулевого весла, одной рукой придерживая сам румпель, и сощурился, глядя в пустые небеса.

— Можно попробовать ночной прыжок.

Кое-кто из гребцов недовольно заворчал.

— Что еще за ночной прыжок? — спросил Ламорик.

— Это, ваша светлость, когда встаешь на курс еще засветло, а потом держишь на какую-нибудь звезду.

— И даже земли не видишь?

— Да. Встаешь на курс в час последних сумерек, а потом так и плывешь прямо. В море остается надеяться, что утром, когда взойдет Око, ты снова увидишь землю, а не то потеряешься. Но в озере-то все иначе.

— А как же мели и банки?

— Надо держаться большой воды. К западу вроде как есть достаточно широкий проход.

Дьюранд обвел взглядом всех остальных — Ламорика, Конзара, Дорвен, — гадая, как они отнесутся к столь рисковому предложению. Плыть наугад во тьме…

Когда Дорвен легонько кивнула и направилась обратно на нос корабля, у Дьюранда возникло ощущение, что она заранее знала, о чем спрашивает, — и что на борту больше не было никого, способного задать этот вопрос.

— Что ж, джентльмены, звучит не очень-то обнадеживающе, — начал Ламорик. — Думаю, было бы нечестно…

— Заткнитесь, ваша светлость, — перебил его Берхард. — Мы ведь уже на борту, верно?

Из темноты кто-то засмеялся.

Одемар просто кивнул.

— Левый борт, а ну навались дружней! — скомандовал он, и «Выпь» рванулась к Сильвемеру. В небесах висел еле видный серп луны — уже на ущербе, в последней четверти. Скоро ей предстояло остаться единственным источником света во всем мироздании.

— Гребите, — приказал Одемар. — Медленно и ровно. Попробуем поставить парус.

Они гребли, пока края горизонта не заполоскались в озере, а в черных волнах не заискрились яркие звезды. Очень скоро горстка людей на борту «Выпи» осталась одна-одинешенька среди плещущих вод. Дьюранд скорее слышал, чем видел, как бриз слабо надувает парус.

Гребцы затянули матросскую песню.

Кто-то отчерпывал воду, до Дьюранда доносилось хлюпанье кожаного ведерка. Спина и плечи молодого рыцаря ныли от многочасовой гребли. Сзади него сплюнул и буркнул что-то неразборчивое Бейден. Они с Дьюрандом случайно столкнулись веслами. А когда сразу же после этого Дьюранд по неловкости окатил его водой, пригрозил воткнуть молодому рыцарю в спину нож.

Пение стихло, и заговорил Оуэн.

— Расскажу вам, до чего мне не везет. Взять хоть первого моего господина — я служил ему пять лет, покуда он не женился.

— Жена положила на тебя глаз? — осклабился Бейден.

— На следующее утро он вместе со своим братом свалился с утеса.

Берхард прищелкнул языком.

— У меня такая же жена была.

— Туман, — пояснил Оуэн. — В жизни подобного не видали. А он славный был, собирался подарить мне земельный надел и какой-никакой замок. Я думал там-то и осесть.

Обернувшись, Дьюранд заметил, как поблескивает в темноте зуб Оуэна.

— Следующему я служил четыре года. Как-то отправились мы на охоту — и забрались слишком далеко, до темноты вернуться уж не успели бы. Дождь загнал нас к какому-то деревенскому святилищу. Его светлость не захотел оставлять снаружи ни слуг, ни коней, ни собак. А на следующее утро святилище было полно дерьма, а у его светлости по всему телу пошли эти, как их, гнойные волдыри.

— Не стоит превращать жилище бога в конюшню.

— Или псарню, оно конечно. Мы так и сказали. Подозреваю, ко всему прочему еще и день был из числа каких-нибудь святых праздников. Его чертова светлость умыкнула у меня из под носа молоденькую вдовушку, но когда он ослеп, боец для турнира ему уже был вроде как без надобности. А вдовушку эту я до сих пор помню. Волосы рыжие, что огонь — спелый каштан на солнце!

Дорвен расхохоталась.

— Прах побери, Оуэн, — заявил Бейден, — а ведь тебе и впрямь не везет.

— Еще один убил своего сюзерена — случайно, на охоте, стрелой — и скрылся где-то за Громовым морем. — Оуэн помолчал. — Другой подавился пирогом с… с чем же там? — ах да, с жаворонками. Еще один велел, чтобы ему в Беоране выстроили корабль. А я ведь дослужился до того, что стал у него правой рукой. Зуб за него потерял. А он возьми да и назови свой корабль «Выдрой» — само собой, тот не успел из гавани выйти, как нырнул, что твоя выдра. А на борту были и жена его, и сыновья.