Дэвид Кек - Пора предательства

Дьюранд вообразил себе, каким мог бы стать Ламорик, сложись все иначе. Представил себе зрелого мужчину, способного нести груз ответственности, успевшего и сумевшего хорошенько узнать свою молодую жену. И все это было пущено по ветру — промотано за одну ночь беспробудного пьянства.

Ламорик несколько мгновений подержал флягу с вином перед носом, а потом швырнул через костер Бейдену.

— Кажется, минувший год научил меня уму-разуму.

Он выпрямился.

— Мне следовало сразу вам все рассказать. Это мои заботы, не ваши. Монарх должен узнать послание, но вы вовсе не обязаны следовать за мной.

Ламорик ободряюще взял Дьюранда за плечо и поднялся, чтобы идти в шатер.

— Вот что я скажу: поблизости хватает деревень, и в большинстве из них вы найдете господ получше, чем я, — отважных рыцарей из войска моего отца. Каждый может рассчитывать на самый наилучший отзыв о вас с моей стороны. Поручение отца — моя обязанность, не ваша. Трус я, что не признался раньше. Боюсь, долгая зима довела меня до отчаяния. Вы же возвращайтесь по домам, найдите себе господ и оставьте меня с моим дурацким поручением. В следующий раз, как увидимся, вместе с вами же над ним и посмеемся.

Отвесив всем поклон, Ламорик удалился. Остальные вскоре последовали его примеру и разошлись к своим шатрам и навесам.

Дьюранд следил, как Дорвен медленно идет по траве к шатру супруга.

Дьюранд лежал под ворохом мокрых одеял. Поднявшийся с Майденсбира холодный туман ломил кости.

Молодой рыцарь вдруг поймал себя на том, что думает об Альвен, темноволосой сестре Ламорика — той самой, что ради поддержания мира между знатными родами королевства вышла замуж за Ирлак. Он снова стоял в сумраке той башни в Ферангоре, где схватил Альвен за руку. Где успел взглянуть в ее полные отчаяния глаза — несчастная, должно быть, узнала его, вспомнила, как видела его в отцовских чертогах, — а потом нес караул под дверью темницы и слышат, как плачет ее ребенок.

Лощину Идолов наполнили голоса монахов-отшельников. Они не просто выводили Молитву Заката или Последних Сумерек, а час за часом сплетали гимны, не умолкая ни на миг.

Даже после того, как Дьюранд признался, что стал невольным соучастником убийства Альвен, Ламорик не прогнал его. И вот теперь молодой рыцарь не мог выбросить из головы Дорвен, жену Ламорика. Давным-давно следовало бы уехать — и как можно дальше, чтобы их с Дорвен разделяло не одно королевство. Но Дьюранд не мог покинуть Ламорика, своего сюзерена, в столь затруднительном положении. Он твердо решил, что сперва поможет Ламорику добраться до Эльдинора, а уж потом с ним распростится. В конце концов Дорвен не единственная женщина в мире, найдутся и другие.

Голоса затворников сплетались в вышине над уединенными кельями.

Когда Дьюранд открыл глаза, то увидел, что рядом с ним съежилась Дорвен.

— Владыка Судьбы! — выдохнул он. — Вам нельзя быть здесь!

Она огляделась во мраке и съежилась еще сильнее.

— В прошлом году, весной, умерла моя мать. Она долго хворала. Чахла три года, пылая жаром, как бледная свеча. Я старшая дочь. Мне надлежало заботиться о ней, пока отец расхаживал по комнате или орал на слуг. Женщины омывали ее мокрыми тряпицами. Они говорили о знамениях, о роке, о снах. Ближе к концу я видела, как глаза матери мечутся под тонкой кожей, точно два головастика. Я спала рядом с ней. Она то ускользала за грань Иномирья, то возвращалась обратно. Врата были открыты — и я спала на пороге.

И вот наконец она ускользнула в последний раз. Стояла Луна Сева. Моя мать в одночасье скончалась. А отец сказал, что я выхожу замуж.

— Дорвен…

— Я видела Ламорика на какой-то свадьбе — по-моему, его старшей сестры. И он показался мне отнюдь не противным. Мне до смерти надоели чертоги болящих, и травы, и мудрость старух.

Дорвен глубоко вздохнула.

— Ламорик выглядел таким раздавленным, когда войско его отца ускакало под предводительством другого капитана… Это было через год после смерти моей матери.

Она поднялась и побрела прочь под эхо песнопений — совсем крошечная и хрупкая.

Дьюранд еще час лежал без сна. Монахи по-прежнему пели, земля под его плечами покрылась инеем. Кругом было так темно, что казалось, он находится в кромешном мраке за пределами мироздания.

А потом река замерцала.

Свет Иномирья играл на ряби волн, разливаясь все шире и шире, пока над водой не заскользил нос ладьи, легкой, точно ивовый листок. Давно погибшая леди Аралинда вновь предостерегала народ Гирета: герцогству грозит опасность.