Дэвид Кек - Пора предательства

— Даже заурядный человек должен увидеть силу, если верит в нее. Радомор ведь не круглый дурак.

— Глаза. Много глаз… — Влажное щелканье зазвучало снова.

Подхромав ближе, Дьюранд увидел первого Грача: тот стоял перед грудой черепов, постукивая по ним пальцами.

Дьюранд добрался до прикрытия последней низкой колонны, морщась от ощущения липкой слизи под ногами. В голову полезли непрошенные воспоминания о том, как парализует одно только прикосновение этих дьяволов. Что станется с Дорвен, если они его поймают? У него на глазах они уже вытянули дыхание жизни у беспомощных жертв.

Но выбора не было. Надо найти Морина.

— Приготовления закончены?

Дьюранд высунулся из укрытия и увидел, что второй Грач примостился на краю самой большой груды костей во всем хранилище. Она уходила под самые своды святилища. Грач тонким ножиком обстругивал еще влажный череп. Последнее движение самым острием — и, завершив работу, он поднял череп перед собой, словно заглядывая ему в глаза.

— Что нам делать с ними со всеми? С армией? С несчастным паладином Радомора? И чего нам не делать, брат?

— Должно быть, скоро наш неизвестный советник, тот, что всегда нам нашептывает, сам все скажет, брат. Мы далеко зашли по его велению. Уже скоро он лично поприветствует нас.

Дьюранд нахмурился. Кто мог призвать столь гнусных тварей в Эррест?

Тот Грач, что обтесывал череп, вытащил из горшка два куска ржавой глины и замазал глаза и нос черепа перед собой.

— Ну вот. Что скажешь? — Ему пришлось отмахнуться от одной из ворон. — Совсем осмелели!

— Дыхание жизни, связанное смертью. Хорошенький сосуд, брат. Но его величество скачет в бой — нагой и беззащитный, если не считать стального доспеха.

— Да-да. Ты хнычешь, как наша бедная матушка. Я сейчас, одну минуту — а ведь что мы делали бы без этих хорошеньких сосудов? Я их всех не сохраню.

Колдун быстро перевернул череп, проколол себе палец ножом и подержал ее над черепом, пока туда не упала большая тяжелая капля.

— Какие богатства, запечатанные кровью из самого сердца. Мы пожадничали.

Второй Грач ответил брату невнятной улыбкой и поцеловал череп в желтые зубы.

— Чистейшее безумие.

— Да, безумие. Я сам начинаю задумываться, братец. А теперь — к его величеству.

Жуткая парочка кивнула друг другу и взялась за дело. Дьюранд не успел отпрянуть, как тот, что резал по черепу, отпил глоток из кровавого сосуда, а второй выдернул пробку из одного мокрого черепа. Оттуда вырвался рой мух. Они роились в воздухе, облепляли тяжелые крылья плащей чернецов, метались вокруг потайного укрытия Дьюранда, заставив его снова спрятаться в тень. Он с трудом удержался от панического бегства, но собрался с мужеством, говоря себе, что темные затеи Грачей — не его дело. Его задача — найти Морина, затерянного где-то в этом зловонном аду, и бежать. Бежать из этой обители смерти, мух и воронья.

Но едва наполнив тьму роящимися мухами, колдуны вытянули губы и принялись втягивать мельтешащий рой в себя. И мухи повиновались. Вихрящимися воронками, клочковатыми облаками они хлынули вниз по горлам чернокнижников, пока те не раздулись, точно надувные шары, а в склепе не осталось ни единой мухи. А колдуны лишь ухмылялись — довольные, точно мальчишки, объевшиеся вишен.

Так вот что стало со множеством погибших?

— Уф! Многовато будет, — проурчал Грач с ножом. С губ его слетело несколько мух.

— Ну что, начнем?

Напитавшись исходным материалом для своего гнусного занятия, колдуны одновременно воздели забрызганные руки.

— Жизнь к жизни, — завели они. — Сердце к сердцу. Жила к жиле.

Вязкий рой медленно выползал обратно из их губ — но уже не дикий, а словно слившийся в единое целое, сплетенный в одно.

— Кровь к крови, кость к кости, мы связываем и объединяем вас. Вашу жизнь с его жизнью.

Они разом сплюнули, и рой отделился от их губ.

Дьюранд невольно поднял голову, следя взглядом за мушиным роем, что вился среди теней меж древних колонн склепа, поднимаясь все выше над горой черепов, покуда не вылетел через разбитые своды в само святилище.

И глядя в удушливую и огромную тьму, Дьюранд вдруг заметил белую фигуру, подвешенную среди пронзительно кричащих птиц.

— Прах побери! — пробормотал он. Чернецы-Грачи растянули свою жертву между колонн, повесили на ремнях за запястья, как какую-нибудь оскверненную икону. Мушиный рой полз по нему вверх. Вверх по ремням. И Дьюранд узнал обращенное к нему лицо, хотя последний раз видел его долгую зиму назад — на полях Редуиндинга и Тернгира. Изможденное, осунувшееся лицо повернулось вниз, и Дьюранд узнал глаза, что встретили его взор: то был лорд Монервейский.