Дэвид Кек - Пора предательства

Лицо Ламорика стало белее мела, но Саллоухит не оробел.

— Я вовсе не горжусь тем, что мне пришла эта мысль. Однако же, должен сказать, мы можем заключить сделку. У нас в руках его дочь. Старик ни в чем нам не откажет.

Ламорик перевел взгляд с барона на свою жену.

— Возьмем ее в заложницы? И я пошлю своего глашатая — например, сэра Дьюранда? И он скажет лорду Северину: выпустите нас из западни, а не то его светлость, Ламорик Гиретский, убьет вашу дочь? Собственную жену?

Саллоухит легонько поклонился.

Ламорик шагнул к барону.

— Дьюранд может передать им ее ухо — как доказательство того, что она и вправду у нас. А не то вывесим ее на стене, когда Дьюранд отправится с этим поручением. — Он отвернулся от Саллоухита. — Мы не разбиты. Мы пережили осаду Акконеля. В конце концов Радомор сам станет поживой ворон!

Он снова повернулся к барону.

— И Дорвен здесь нет. Слышите? Уж коли у вас на устах такие речи. Я убью всякого, кто посмеет заговорить о ней. Мы еще поджарим Радомора на собственном его алтаре — и покончим с дьяволом раз и навсегда!

Ламорик вырвался на улицу с громким кличем:

— К верхним воротам! К верхним воротам!

Воины, покинув тысячи укромных уголков, куда забились отдохнуть и укрыться от стрел, встали и кинулись на улицы.

Отважнейшие мужи Гирета мчались на приступ, размахивая над головой секирами и топорами — хотя с укреплений на них обрушивались потоки кипящей воды и огромные камни. На улицах бурлил бой. Воины Ламорика отчаянно сражались, продвигаясь по телам павших товарищей. Лорды Гирета громогласно выкрикивали приказы. Гиретские лучники обрушивали тучи стрел на верхний уровень крепости; стрелы летели над толпой, отскакивали от каменных стен или же впивались в живую плоть ирлакцев.

И все это время септаримы не прекращали молиться — даже когда стрелы валили их наземь, а темные письмена извивались на стенах.

Дьюранд, пошатываясь, двигался чуть позади отчаянно пробивающегося вперед авангарда, рядом с Ламориком. Он старался держаться прямо, несмотря на то что от боли перехватывало дыхание. У кого-то из убитых рыцарь взял огромный щит и теперь защищал этим щитом Ламорика от града стрел — сам молодой лорд мало заботился о своей безопасности. Верхние ворота стояли непоколебимо, хотя Конзар метался, как безумный, неистово посылая в драку бойцов. Улица между внутренним и наружным валами была подобна каналу. И воины Гирета волна за волной снова и снова шли все на ту же бойню.

— Стальных засовов секирой не разобьешь, Дьюранд. — Голос Ламорика в самом центре столпотворения гулко звучал под прикрытием утыканного стрелами щита. Лучники Радомора норовили наживо прибить шлем к черепу его владельца. — Я идиот. Это я завел нас сюда. Я гнал, и орал, и поторапливал на каждом шагу от самого Акконеля. А надо было послушать тебя, когда…

Пернатая тварь внезапно бросилась им в лицо. От треска ее перьев в глаза им сыпались блохи.

— Дьявольщина! — выругался Ламорик. Он жадно хватал ртом воздух, обеими руками вытирая лицо. — Мы пойманы, нам уже не вырваться. Монервей в любой миг ударит нам в спину…

Ламорик так стенал, что воины в последних рядах обернулись — и увидели отчаяние своего господина.

Пока не начали оборачиваться и все остальные, Дьюранд ухватил лорда за плащ и швырнул в тень кузницы.

— Теперь-то какая разница? Думаете, Радомор остановится? Он явится — будем ли мы сражаться или ляжем помирать сами. Мы уже не можем остановиться, ваша светлость. ВЫ — не можете.

Он держал Ламорика за воротник. На миг молодой лорд, судорожно глотающий зловонный воздух, сделался похож на зеленого пажа.

— Ладно. Пусти. — Он встряхнул головой. — Ну так и где сейчас Монервей? И почему только я не выяснил этого прежде, чем с воплями мчаться по улицам, а?

Внезапно Ламорик снова бросился бежать — мимо Дьюранда, чуть не сбив его с ног.

— Где у нас чертовы часовые? Сюда!

На другой стороне улицы скорчился под скатом крыши Берхард. С его места можно было видеть, что творится за нижними укреплениями. Черные, точно сажа, письмена Грачей, тянулись по стене, точно медленное черное пламя.

— Берхард! Берхард! Эти гады еще внизу?

Тот обернулся — самую малость. Он вообще двигался осторожно, боясь, что какой-нибудь лучник увидит завидную мишень — его ляжку или плечо.

— Да, еще там, ваша светлость! И молчат. Стоят, выстроившись в ряды. Батальоны по тысяче человек. Неплохо бы помолиться.