Дэвид Геммел - Нездешний

В самой широкой части туннеля он нашел веревки, свернутые и укрытые за выступом черной скалы. Карнак взял одну из бухт, выбрал слабину и стал пятиться, натягивая веревку. И тут вагрийцы, разглядев наконец, что их преследует один-единственный человек, всем скопом кинулись на него.

Карнак понял: это конец. Неистовая ярость охватила его. Бросив топор, он вцепился в веревку обеими руками и потянул изо всех сил. Сверху донесся громкий треск: ворота и шестерни пришли в движение.

Вагрийцы были уже в двадцати шагах от него, от их яростных воплей звенело в ушах. Карнак уперся правой ногой в стену и дернул еще сильнее. Кровля со стоном разошлась, и огромный камень обрушился на бегущих солдат. Еще мгновение — и кровля обвалилась целиком. По гранитной стене побежала трещина. Многопудовая тяжесть камня и земли погребла под собой вопящих вагрийцев. Карнак повернулся и бросился бежать. Камни градом сыпались на него. Он оступился, упал грудью на что-то острое и перевернулся на спину, выкашливая набившуюся в горло пыль. Казалось полной бессмыслицей бежать во мрак навстречу смерти, но он заставил себя встать. Сверху рухнул очередной обломок, он зарылся ногами в щебенку, выбрался и поковылял дальше. А потом пол ушел у него из-под ног, и он повалился ничком.

— Геллан! — завопил он.

Стены сомкнулись и поглотили его вопль. Камень ударил его по голове, а сверху сыпались все новые и новые, погребая его заживо. Он прикрыл лицо руками, попытался ползти, ударился лбом и перестал шевелиться.

Больше суток Геллан держал солдат у обвала — они продвигались с опаской, дюйм за дюймом, а наверху кипел бой. Многие офицеры были убиты. Сарвая и Йоната Геллан поставил во главе отрядов из пятисот человек. Число раненых достигло устрашающей величины, и теперь едва ли две тысячи воинов сдерживали натиск вагрийцев. Но Геллан упорно торчал в опасном туннеле, сердито отметая все возражения.

— Он умер — к чему все это? — восклицал кто-то.

— Он нужен нам, — отвечал Геллан.

— Да ведь кровля рухнула, пойми ты! С каждым шагом опасность нового обвала возрастает. Это безумие!

Геллан не слушал никого, боясь, как бы их здравые доводы не возобладали над его решимостью. Он сам знал, что это безумие, — но остановиться не мог. И его люди тоже не могли. Они трудились без устали во тьме, под глыбами готового рухнуть камня.

— Как ты, черт подери, думаешь его найти? Солдаты, бывшие с ним, говорят, что он побежал вперед. Нужны годы, чтобы прорыть эту толщину насквозь, — а веревки были в ста шагах от первого поворота.

— Уйди и оставь нас в покое.

— Ты обезумел, Геллан.

— Уйди, или я убью тебя. К началу вторых суток даже самые стойкие спасатели оставили надежду, но продолжали копать.

— Ты нужен на стене, Геллан. Люди близки к отчаянию.

От этого Геллан отмахнуться не сумел.

— Еще час, — без всякой надежды сказал он. — Через час мы присоединимся к вам.

Карнак очнулся от боли в глазу. Он попробовал шевельнуться и с ужасом вспомнил, что погребен заживо. В панике он начал биться, но камни зашевелились над ним, грозя раздавить. Тогда он затих и стал дышать глубоко и ровно, стараясь успокоиться.

"Почему ты не переоделся к обеду, Карнак?” “На меня упала гора, отец”.

Безумный смех заклокотал в горле, сменившись рыданиями.

"Прекрати — ты же Карнак!” — сказала ему его сила.

"Я кусок мяса, погребенный под грудой камней”, — провизжала в ответ слабость.

Теперь всем его замыслам конец — возможно, оно и к лучшему. Он возомнил в своей гордыне, что способен победить вагрийцев, вышибить их с дренайской земли. Новоявленный герой, он без труда стал бы во главе государства. Эгель не выстоял бы против него. Эгель не умеет повелевать толпой — в нем нет этого дара. Да и мало ли существует способов избавиться от политических соперников?

Такие, как Нездешний, найдутся всегда.

Но теперь не будет ничего — ни пурпурных одежд, ни народного ликования.

И угораздило же его выйти на врага в одиночку!

Нет бы подумать хоть немного. Дундас верно раскусил его: он герой, который притворяется, будто он не таков. «Не такой смертью хотел бы ты умереть, Карнак, — сказала сила, — Где драматизм? Где восхищенная публика?»

Если в лесу падает дерево, никто этого не слышит.

Если человек умирает в одиночку, его смерть не войдет в историю.

— Будь ты проклят, отец, — прошептал Карнак. — Будь ты проклят.

Новый взрыв смеха и слез всколыхнул его грудь.

— Будь ты проклят! — взревел он. Глыба над головой дрогнула, и он застыл, ожидая неминуемой смерти. Свет упал на его лицо, и грянуло нестройное “ура”. Карнак прищурился, глядя на факел, и ухмыльнулся через силу.