Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль

Сверху послышалось царапанье, потом звук скольжения — и вот уже Гувер присоединился к товарищу. Глаза Натана привыкли к темноте; теперь он разглядел прямоугольное помещение длиной примерно в двадцать футов неправдоподобно правильной для естественной пещеры формы. Потолок образовывали спутанные корня деревьев, удерживающие от падения землю; под ним мальчик увидел короткие толстые колонны, сходящиеся вверху в арки, и по обе стороны — смутные очертания стен, возведенных руками человека, со стрельчатыми оконными нишами, забитыми гнилой листвой и спутанными клубнями.

Натан порылся в кармане и извлек фонарик, полученный в подарок на Рождество. Луч был слаб, а тьма — недостаточно густа, чтобы сделать его заметнее; и все же кружок бледно мерцающего света принялся блуждать по массивным колоннам и разломам в стене. Камень выглядел холодным и рыхлым, точно черствый хлеб. Натан встал и пошел вслед за лучом фонарика в темноту; Гувер не отставал ни на шаг.

Слой земли под ногами сделался тонким; сквозь него виднелись каменные плиты — одни растрескавшиеся, другие вздыбленные рвущимися к свету ростками. Луч выхватил фрагменты высеченной на полу надписи и странное маленькое личико, глядящее с наличника: черты были полустерты, выделялись лишь пухлые щеки с ямочками под злобными щелками глаз и пара обломанных рогов.

— Это она, — прошептал Натан. Говорить шепотом не было никакой необходимости, но в подобном месте иначе не получалось. — Потерянная часовня Торнов. А то лицо не очень-то похоже на христианское, верно?

В знак согласия Гувер засопел и принялся молотить хвостом по ноге мальчика.

В дальнем конце помещения друзья набрели на что-то вроде кафедры. («Здесь находился алтарь».) Выше, над алтарем, обнаружилась ниша, занавешенная бахромой корней и припорошенная земельной пылью.

— Наверное, она стояла вот там, — проговорил Натан, — святая реликвия…

Он ощупал нишу, однако та оказалась пуста. Не успел Натан вытащить руку, как раздался звук столь потусторонний, что по коже у мальчика побежали мурашки. Низкое, тихое, утробное рычание. Никогда прежде Натану не приходилось слышать, чтобы Гувер рычал; теперь же пес, оскалившись и не сводя глаз с ниши, принялся медленно, шаг за шагом, отступать. Шерсть на загривке встала дыбом.

— Что случилось? — спросил Натан.

Пес даже не взглянул в его сторону.

Натан не стал успокаивать товарища словами вроде «все в порядке». Он знал: если Гувер что-то чует, значит, на то есть причина. Сколько мальчик себя помнил, они были друзьями, и никогда никто не слышал, чтобы пес рычал на человека или зверя. Свою враждебность он неизменно выражал лаем. Казалось, пес был прирожденной нянькой для детей, из тех, что не станут кусать почтальона, а повстречайся ему в доме грабитель — он вылижет тому лицо, да и дело с концом. Зато Гувер понимал каждое слово — в этом Натан был уверен, как и в том, что пес пустится вслед за ним в любое приключение. Гувер был стар. «Старше меня», — подумал мальчик и впервые в жизни задался вопросом, насколько старше, ведь обычно собаки живут лет одиннадцать.

Незаметно для себя Натан и сам начал отступать, стараясь держаться поближе к Гуверу. Тоже не сводя глаз с ниши.

Впоследствии он никак не мог вспомнить, что возникло первым: свет или голоса. А может, то были и не голоса вовсе, а лишь звуки — тихие нашептывающие звуки, похожие на слова, которых не разобрать, нитевидные призраки давно отзвучавшего шума. Гувер перестал рычать и замер; пасть его была в пене, зубы оскалены. Натан положил руку псу на шею и почувствовал его дрожь.

Мальчик выключил фонарь; теперь друзья неотрывно смотрели на свет — крошечное зеленое пятнышко, что появилось в нише. Либо ниша была на самом деле гораздо глубже, чем думалось Натану, либо свет шел откуда-то извне, из далекой-далекой тьмы. Он медленно разрастался, словно приближаясь, поднимаясь из черной пропасти, и наконец стало ясно, что это ореол, окружающий небольшой предмет.

Шепот усилился, превратившись в хор шипящих бормочущих голосов. Теперь Натан уже смог разобрать слова — вернее, одно-единственное слово, повторяющееся снова и снова. Ему почудилось, что слово это — сангре ; правда, голоса звучали невнятно. Бухающие удары сердца отдавались в ребрах. Натан и думать забыл о набитых недавно синяках.

Зеленое сияние заполнило нишу и выплеснулось наружу. Предмет, заключенный в нем, будто парил, а не стоял внутри алькова: чаша или кубок на короткой ножке. Казалось, сосуд был высечен из какого-то зеленоватого камня, отполированного до металлического блеска, или даже из непрозрачного стекла. На поверхности были выгравированы узоры, которые, вероятно, имели некий смысл, хотя каков он, Натан не мог даже предположить. То тут, то там поблескивали драгоценные камни — все до единого зеленые. Мальчик почувствовал, что тянется к чаше — или его к ней тянет; тело будто перестало его слушаться. Теперь Натан смог заглянуть внутрь чаши. Он ожидал, что сосуд пуст, однако тот был наполнен чуть не до краев. В неверном свете жидкость казалась черной, на самом же деле она была красная.