Дверь здесь никогда не запирали, не считали нужным. Правда, и дома всегда кто-нибудь был, обычно Анастейжия или Джем. Ни разу Грэм не застал дом пустым.
И в этот раз, едва переступив порог, он сразу увидел Нэсти. Она улыбнулась ему, как обычно, но что-то в ее улыбке показалось Грэму натянутым, ненастоящим. Да и вообще она выглядела похудевшей и какой-то слишком уж озабоченной. Грэму стало тревожно. Что-то неладно?
— Что случилось? — спросил он, не тратя время на вежливые приветствия.
— Джем хворает, — отозвалась Нэсти. — А тебе разве Мэнни ничего не говорил?
Грэм покачал головой, заодно честно попытавшись припомнить, когда он вообще видел племянника. Не вспоминалось. Вот поросенок! Или… или просто начала отказывать память, затуманенная зельями, и мальчишка ни при чем?
— Нет, ничего. И давно?
— Дней пять…
Не зря, ох не зря терзало его беспокойство последние дни. Привыкший почти во всем полагаться на интуицию, в этот раз Грэм не внял ее голосу, все искал другие причины.
— Что-нибудь серьезное?
— Лекарь говорит, нет. Но Джем с кровати не встает, не ест почти ничего… и жар у нее.
Грэм помолчал немного, раздумывая, как поступить теперь. Причину он узнал, и беспокойство должно было бы отпустить его, но оно, наоборот, выросло и стало сильнее. Теперь он никак не мог уйти, не повидавшись с девушкой, хотя и не имел ни малейшего понятия, о чем собирается с ней говорить.
Выслушав его просьбу, Нэсти заколебалась. Она не была уверена, что дочь можно беспокоить; да и захочет ли сама Джем принимать посетителей?
— Я спрошу у нее, — решила она, наконец. — Подожди минутку.
Она вернулась быстро, и выглядела несколько удивленной. Странно, сказала она, Джем не разрешает отцу или брату заходить в ее спальню, когда она нездорова, но против визита Грэма не возражает. Кажется, она даже обрадовалась.
Вся кровь отлила от лица Грэма, и он сам не заметил, как пальцы его сжались в кулаки. Он уже начинал понимать, что с ним творится, но пока боялся озвучить это и признаться даже самому себе. Впрочем, все было неважно. Важно то, что Джем желает его видеть. Ни сказав ни слова Анастейжии, которая явно ожидала он него каких-то объяснений, он прошел в спальню девушки.
Первое, что бросилось в глаза — огонь, пылающий на фоне белизны подушек. Джем, укутанная в одеяло по самый нос, казалась удивительно худенькой, бледной и беззащитной. Вид у нее был совсем измученный. Но, когда она приподнялась на ложе навстречу открывающейся двери, на лице ее вспыхнула улыбка — та самая, которая запомнилась Грэму (а он и не подозревал об этом до сего момента). Улыбка эта вернула румянец щекам и блеск глазам.
И Грэм, у которого неожиданно защемило сердце, понял, что если и есть где на земле для него счастье, то оно — здесь, в этих глазах, и в этих губах, и в этих золотых веснушках. В девушке, что сейчас поднималась ему навстречу и не помнила уже ни о чем, кроме него, и не видела ничего, кроме него.
Конец
Август 2002 — август 2003 г.