Лилия Баимбетова - Круг Осени

Почти каждую неделю она уезжала в замок Хардн — к нему. Если мы были далеко, она ему писала. Она страшно без него скучала.

Она умерла, защищая меня. Умирала она долго, и я уверен, что в эти часы Орд метался там, в замке Хардн, не находя себе места. Перед смер-тью Годри сказала, что страшно жалеет, что в свое время не сняла это кольцо и не швырнула мне в лицо.

2

Годри

Отчего я люблю его? Может быть, я и сама не знаю. В сентимен-тальном романе написали бы, что любовь невозможно объяснить. Но дело не в этом. Впрочем, я не знаю, в чем тут дело. Просто он…

Я помню, как я увозила его в замок Хардн. На крестьянской телеге. Была ночь. Мы сидели вдвоем под одним плащом, шел дождь, было очень холодно и тихо. Орд молчал. Он вообще постоянно молчал, так и не сказал мне ни слова за эти сутки. А я сидела, прижимаясь к его плечу, и думала о том, что же я натворила.

Шел дождь. И мне хотелось, чтобы он никогда не кончался, чтобы всегда был этот шум, и шорох, и плеск воды, и темнота, и молчание. Меня пугало молчание Орда, но еще страшнее было представить, что он может мне сказать, если вдруг заговорит. Ведь он, наверное, ненавидит меня. Ах, каким я тогда была ребенком!

Он молчал. Я слышала его тихое дыхание, видела блеск его глаз, но он молчал. И мне казалось, что это уже не Орд, что он просто умер за этот год, который мы не виделись. Его изувеченное тел еще здесь, но душа уже умерла. Вот о чем я думала той долгой осенней ночью по дороге в замок Хардн.

Небо стало светлеть. Дождь все не кончался. И тогда я вдруг разры-далась, бурно, страшно. Я никак не могла успокоиться, меня била дрожь, и я все плакала и плакала, как безумная. И тогда он пододвинулся ко мне, прижался лицом к моим волосам и сказал устало:

— Ничего, Годри, все пройдет.

Он всегда так говорил, когда утешал меня.

Я долго не могла привыкнуть к тому, что теперь он совершенно бес-помощен. Меня это очень мучило. Я всегда чувствовала свою — СВОЮ ви-ну. Но постепенно и это прошло тоже. Чувство вины умерло, и я посмела сказать ему то, чего не должна была говорить. Я снова заговорила с ним о любви.

Да, я совершила ошибку. Мне надо было говорить об этом сразу — или никогда. Но я ждала пять лет. Мне было почти двадцать, когда я завела этот разговор.

Орд сказал только:

— Посмотри на меня.

Я посмотрела. Он сидел на диване, в поношенной тунике, худой, уг-рюмый. Впрочем, особо улыбчивым он никогда не был.

— Разве я стою того, чтобы ты разрушала всю свою жизнь?

— Орд!

— Ты еще очень молода, Годри. Но на этот раз я не позволю тебе сде-лать такую глупость. Ты будешь очень страдать потом.

— Так я тебе не нужна?

— Глупее ничего не могла придумать? — сказал он резко, и я видела, что он уже злиться, — У меня ничего не осталось в жизни, кроме тебя. И я не позволю тебе… И хватит об этом, ясно?

И я подчинилась. Я всегда ему подчинялась. Орд всегда имел надо мной неограниченную власть, и противиться ему не было никакой воз-можности. Только однажды я пошла ему наперекор, и вот что из этого вышло.

Иногда я говорю себе: разве дело в телесной близости? Если мы и так ближе, чем любовники, чем друзья, чем родня? Если я, вся моя лич-ность — это только он? Моя реакция — этого его реакция. Мои мысли и чув-ства — отражение его мыслей и чувств. Он воспитал меня, он сформировал всю мою личность, и иногда мне кажется, что даже кольцо совсем не ока-зало на меня влияния…

Он никогда не переставал быть моим учителем. Я училась у него всему, не только искусству боя, но искусству жизни. Я продолжаю у него учиться, и он продолжает меня учить — самый строгий, самый требова-тельный учитель.

Может, дело и не в телесной близости, может, это и не так важно. Важно то, что я просто хочу быть с ним — рядом. Всегда — рядом. Но я не могу. Я рождена и воспитана для определенной цели, и я разрываюсь меж-ду своим долгом и своей любовью. А ведь это Орд вбил в меня понимание долга…

Я часто приезжаю к нему, так часто, как только могу. Мы катаемся верхом: Орд прекрасный наездник, не нуждающийся в поводьях. Купаемся в быстрых горных реках. Мы почти не разговариваем: Орд всегда был очень молчалив, а я редко рассказываю ему о своих делах. Нам хорошо и так.

Но потом я уезжаю, а он остается. Не один, конечно, в замке Хардн полно народа, но все равно что один. Как и я. Каждый раз, уезжая, я ду-маю: что же он делает один? Я знаю, конечно, что он делает, но я очень плохо представляю его — без себя. Может быть, это очень глупо и эгои-стично, но это так.

На самом деле он делает очень многое. Через год после того, как Орд поселился здесь, хозяйство начало приносить прибыль, чего с замком Хардн не случалось уже несколько столетий. Здесь давно не было хороше-го управляющего.