Екатерина Пекур - Предатели Мира

— Простите, — прошептал он, с трудом открывая глаза. Присев на корточки, окладистый, подвижный человек смотрел на него с едва уловимой иронией, любопытством, и даже, возможно, с сочувствием.

— Карун, быть может, вам нужен врач?

— Я в порядке, спасибо, — хрипло произнес он, касанием ладони останавливая провисающее, дрожащее левое веко. Глубоко вздохнув, встал.

— Вы свободны.

Кивок. Коридор. Неважно, как они не него смотрят. Они знают. Спецоперу третьего во втором. Следователем третьего ранга. С разбитой рожей и волочащий ногу. Плевать. Это лучше, чем оказаться мёртвым подонком. Или просто — подонком. Тень.

Он закрыл за собой дверь кабинета и осел на стуле. Стандартное помещение. Ничего лишнего, ничего нового. Могло быть и хуже. Пока они играют по его правилам… В его партию. Просто бьют при этом очень сильно. Но так и должно быть. Остаётся «мелочь» — не потерять от этих ударов остатки разума и воли. Но это реально примерно как восемьдесят три из ста. Реально, что его сломают. И примерно девяносто из ста — что вся его затея впустую. Но не сотня из ста. Он собирался драться за свои десять процентов.

В пакете на столе, как и предполагалось, обнаружились новые документы, личная карточка, две папки со вводной, пачка сигарет и стандартный десятизарядный «треккед».

Две дешёвые покупки, на которые придётся купиться. Табельный пистолет Комитета и сигареты.

Отложив пистолет вправо, он разобрал бумаги. Курить хотелось достаточно сильно, и бросать прямо сейчас было глупо. Чего это он прячется, да? Ладно. Как и со сном в обнимку с подушкой — пока дрожь простится. А потом можно бросить. Через пару месяцев. НИчего им видеть, как быстро — или медленно — он слетает с катушек. Откинувшись на жёстком стуле (боль была постоянной, не сильнее и не слабее, так что он приказал себе забыть о ней), он взял зубами из пачки сигарету и медленно чиркнул спичкой. Может, пока и не бросать. Такая привычная поза для раздумий. Но придётся. По тому, как человек прикуривает, про него можно книгу написать.

Ему вернули оружие. Закономерно полагали, что, если он решит уйти, то отсутствие чего-то огнестрельного его не остановит? Он умел убить любым предметом. Но опасный шаг. А вдруг он и впрямь решит это сделать сейчас. И что они будут делать? Ха-ха. Его даже обуяло короткое весёлое желание так и сделать.

Но это будет… равносильно сдаче в плен. Причём мёртвым, то есть без права на ответный шаг. А всё это затеяно не с той целью. А именно с целью выжить — и спасти положение, на вид абсолютно пропащее. Умереть он мог… и так. До этого. Или даже после — когда в госпиталь пришёл следователь с вопросом, почему его рапорт так и остался недописан, и что он делал на улице Пин. Он уже тогда мог умереть. Или получить всё. Нет, он ещё не был готов про это думать. Позже.

Они уверены, что он не покончит с собой. Почему? Надеются, что у него есть повод жить, да? Или повод заняться какой-нибудь антиобщественной деятельностью..? Не для этого ли его сунули во второй? От третьего подальше… Или просто верят записям в личном деле — что он душой и телом собственность КСН, коэффициент интеллекта 593, отличник Высшей Школы, великолепный стрелок, все существующие допуски для его прежнего ранга, ни одного нарушения за всю биографию — а вот теперь как с цепи сорвался? Или кем-то опасно использован? Или подставлен?.. Или его-то как раз сейчас и подставляют?

Всё может быть ещё проще. Он пошёл вгору именно по второму отделу. И так его легче контролировать. Да и травить — тоже. Могли иметь место и некие благие намерения. Хотя он бы скорее поверил, что ему пожмёт руку глава Малого Совета. Но только не он. Хотя, если что, придётся сыграть и на этом. Потому что есть ещё одно неприятное обстоятельство…

Три выпущенные обоймы. Теперь до Тени много зависело от того, кто же в этой партии держит резервные фишки. Что ж, если он останется жив и способен хоть что-то соображать — может быть, он это узнает.

Ленивым движеним он взял пистолет в руки и хлопнул по заряднику. Патроны на месте. Он несколько раз вскинул привычную тяжесть «треккеда» — правой, левой, двумя, с поворота. Руки как будто не дрожали.

Ещё есть шансы — мало, но есть. Ещё есть время. Выстоять на чём угодно — на обиде, ярости, тупом протесте против автора приказа, сыграть на полусекундной понимающей искре в глазах нового шефа, стравить с третьим его самого… что угодно. Ему нужно выжить. Ждать. Они правы. Ему это очень надо.

Его выпустили из-под «тёплого» крыла отдела внутрених расследований. Живым и почти не поломанным. Но он приманка. На неведомую тварь, самим охотникам неизвестную. Тварь, которая либо сломала, либо что-то плохое сделала с отличным и ценным сотрудником. Так что он всё забыл — или делает вид, что забыл. Что хуже. Для сотрудника. Ходячие консервы. Вот что он такое. Либо на него кого-то поймают, либо он сам заговорит. Жизнь предполагалась тяжёлая.