Екатерина Пекур - Предатели Мира

Но чьи нервы окажутся прочнее, тот и дождется, правда?

Ещё повезло, что это был не третий, подумал он, погружаясь в работу. Но пара месяцев в четвертом довели бы туда. И уж точно без соблюдения… И уж точно под его тщательным патронатом. Даже, возможно, с публичной казнью, хотя какой уже был бы смысл.

Только бы она додумалась вернуться туда. Но он знал, что она не вернётся.

Единственными серьёзными и удивительными вестями, которые доходили из Большого Мира, были новости о летающих машинах риннолётах. Почему они так звались, никто толком не знал. По окраинам Бмхати циркулировали истории о некоем безумном старике, построившем первый образец — с этими рассказчиками спорили другие, утверждавшие, что секрет полёта выдали пленные Отродья. Однако по сути народ (даже в либеральных припустынных городишках) помалкивал, воздерживаясь от комментариев и опасаясь вездесущих спецслужб. Многие тайком чертили отводящие беду знаки. В Тер-Кареле нашлись мечтатели, которые бахвалились, что, дескать, пусть приедет сюда какая-нибудь рекрутинговая комиссия, они сразу запишутся в команды этих злокозненных аппаратов — а иначе, мол, где ещё в Мире найти храбрецов с незашоренным Мировозрением? Но комиссии не спешили в Тер-Карел (чему люди разумные были, конечно, весьма рады), и в целом у меня было весьма чёткое представление, откуда КСН наберёт атеистически настроенных храбрецов. Из собственных рядов — но уж никак не среди маргиналов и нарушителей Порядка. Так что я тоже никак не комментировала все эти домыслы — возможно, львиную их долю растространяла сама же контрразведка вкупе с первым отделом.

К началу лета по телевизору показали сюжет о том, что Тенью измысленные машины поставлены на вооружение, для них создавалась отдельная служба, подконтрольная КСН и Совету Мудрейших (ага, конечно, иронично хмыкнула я, припоминая некую беседу на неком складе). Через небольшое время в Дхати из Дорхи вернулся один из местных — он рассказал, что видел эти проклятые штуковины в небесах собственными глазами. При этом, по его словам, самые слабонервные из свидетелей падали в обморок, в городе участились депрессии, а народ потянулся в родные Имения. Но постепенно словечко «риннолёт» перестали сопровождать соединёнными пальцами — может быть, потому, что делать это пришлось бы полсотни раз на неделю. Народонаселение опасливо затихло, переложив моральные и этические проблемы механического полёта на крепкие плечи нерушимого Комитета.

Я тоже помалкивала.

К моему приезду в посёлке были все признаки, что гуляния по поводу приезда Мара, наконец, пошли на спад. Отчасти — из-за истощения запасов провизии и выпивки (не предназначенных для продажи). Народ разошёлся по домам, и я блаженно пересекла главную улицу Тер-Карела в необычной для вечера тишине. Хотя тут всяк имел право на личную жизнь, но община она и есть община — двери не запираются, все как одна Семья. Среди ночи могут заглянуть соседи, порыться у тебя в холодильнике и, поймав твой сонный взгляд, сказать что-то вроде: «Ага..?» Это значит — одолжу, спи дальше, мы же свои люди, разберёмся. Справедливости ради, мне ведь тоже приходилось так поступать — хотя поначалу это казалось диким. Но иногда я страдала от невозможности полного уединения. Для этого я и ездила в оазис…

Дом встретил меня необычной тишиной. Я села на диван и закинула пыльные ботинки на стул. Из окна виднелись два домишки напротив — точнее, под звание домишка подходил лишь одни из них, дощатый сруб, кое-где обшитый шифером, листами пластика и даже крылом грузового мобиля. Там жила парочка влюблённых — аллонга и мулатка. Жили они вместе уже лет десять, душа в душу, нарожали кучу детей-квартеронцев, вели крепкое хозяйство и относились друг к другу с перемежением страсти и неистовых ссор, неизменно собиравших кучу зрителей. Рядом, почти на окраине, красовался давно мёртвый автобус, стоявший на осях без покрышек. Его окна были кое-где застеклены, кое-где забиты чем попало, сбоку красовалась дыра, а крышу украшала самодельная антенна. В автобусе жил Полпальца — технарь, музыкант и поэт, который учил меня готовить и пытался научить петь. Таковы были все дома в посёлке — кроме разве что самых старых, матёрых. Но и те когда-то начинались так же. Были они сараями, машинами и навесами, и только постепенно обросли более-менее надёжными стенами, крышей под старым шифером (его продавали поселяне-окраинцы) и прочими атрибутами цивилизации…