— А если я успею выстрелить? — лукаво поинтересовалась я. Очень хорошо, разговор завязывается, главное теперь — не порвать эту едва заметную ниточку, протянувшуюся между нами.
— Я тоже! — хмуро пообещал мальчишка, слегка пошевелив самострелом. От этого выразительного движения мне стало слегка не по себе — а вдруг и впрямь с перепугу пальнет?
— А давай, мы оба не станем друг в друга стрелять! — с энтузиазмом предложила я. — Шкурки целее будут.
— Чьи? — удивленно хлопнул заспанными глазами милый хорошо вооруженный ребенок.
— Да наши с тобой шкурки, — пояснила я. Вот-вот, говорить, говорить, не сваливаться в паузу. — Ты скажи мне лучше, тебя как зовут?
— Не твоё дело, — с сомнением в голосе буркнул мальчуган, шмыгнув носом. — Ты сама-то кто? — и, спохватившись: — Я, между прочим, первый спросил!
— Конечно, первый, — охотно согласилась я. — Меня зовут Веслава. Я тут хворост собираю. Видишь, вон там моя лошадка стоит.
Вот так всё просто. Ребенок послушно проследил глазами за моей рукой, даже повернул голову и посунулся вперед. Дальше — дело техники. Я поднырнула под направленный мне в грудь самострел и выбила его у мальчишки из рук. Грозное оружие с чавканьем упало в подтаявшую снежную кочку, так и не выстрелив. Всё ясненько. С предохранителя стрелковое оружие надо иногда снимать, ха-ха!
— Ну, что мне с тобой делать, вояка? — как могла сурово спросила я, вытащив упирающегося бесенка на свет божий. Хоть могучего роста и стати мне и не досталось, силой и цепкостью боги меня не обидели, так что вполне хватило на извивающееся, кусающееся и царапающееся горе лесное. Я критически осмотрела свою находку. Горе было донельзя оборванное и грязное, цыпки ровным слоем покрывали исцарапанные руки и даже тощую шею. В остальном же — вполне крепкий и здоровый мальчишка лет восьми — девяти.
— А ты его съешь, — посоветовала осмелевшая Тинка с противоположного края поляны.
— Такого грязного и тощего? — усомнилась я, продолжая придерживать костлявые запястья. — Фу, невкусно.
Мне вспомнилась первая встреча с бабушкой Полелей, и я захихикала. Мальчуган, забыв удивиться говорящей лошади, хмуро глянул на меня исподлобья.
— Это нечестно! — пробурчал он. — Ты меня обманула!
— Да что ты говоришь?! — ухмыльнулась я. А потом, построже: — А в людей из самострела целиться честно? А если бы он не стоял на предохранителе? Ты соображаешь, какую дырку ты во мне мог бы провертеть?
— На предохранителе? — огорчился добрый мальчик. На его грязно-полосатом личике явно отобразилась досада — ну надо ж было так опростоволоситься?!
— На предохранителе, — передразнила его я. — Вот уж не повезло — так не повезло, да?
— Ну и хорошо, — вдруг улыбнулся пацаненок. — Я бы всё равно не стал в тебя стрелять. Я ни в кого не стал бы стрелять — страшно!
— А если бы к тебе нежить подобралась? — вкрадчиво поинтересовалась я. Хищной нежити в нашем лесу не водилось, бабушка и леший постарались, но юный непротивленец злу насилием этого знать не мог. Лес у нас местами дремучий, с буреломами, с глубокими оврагами, такие часто выбирают для обитания очень и очень несимпатичные существа.
Мальчишка призадумался, а потом неуверенно ответил:
— Ну, нежить, наверное, ещё страшнее… — а потом подозрительно сощурился: — А ты сама-то в лесу живешь, или из села пришла?
— В лесу, — согласилась я.
— Так ты что, оборотень и взаправду меня есть будешь? — он с запоздалым изумлением покосился на Тинку.
— Не буду, — не удержавшись, облизнулась я. — Да шучу я, шучу, не дергайся! Экие, право, дети нервные пошли! Я не оборотень, честное слово.
— Ведьма? — деловито спросил ребенок, как-то уж очень быстро успокоившись за свои драгоценные мослы. Ничего себе?! А ведьма, по его мнению, это не страшно?!
— Да нет, в общем-то, — задумчиво протянула я. — Знахарка я. Травки собираю, зелья варю, людей лечу, иногда животных. А живу и правда в этом лесу. Но пока хватит тебе меня расспрашивать. Ты мне лучше всё-таки скажи, как же тебя зовут?
— Ванята, — щербато улыбнулся мальчишка, продемонстрировав дырки от меняющихся молочных зубов.
— И давно ли ты, Ванята, в нашем лесу обретаешься?
— Да вторую седмицу уже, — солидно поддержал беседу ребенок, почесывая правой пяткой левое колено.
— А кой тебе годик?
— Скоро девять! — сказано с гордостью.
— А родители твои где, дружок? Кстати, а давай-ка я больше не буду тебя держать? Ты ведь не начнешь драться или убегать?
Читать дальше