Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

– Ты думаешь… – Алеша с тоской посмотрел на острые клыки. – Быть может, все еще обойдется…

– Нет, не обойдется.

– И ты, значит, оставляешь свой дом там… где сейчас спишь?

– Да, и иду на север, и тебя зову с собой. В этом мире мы пойдем к нашей цели вместе, ну а в том придется идти порознь.

– Оставить свой дом?! – ужаснулся Алеша. – У нас зима, холод, куда же я пойду? Ну надо, хотя бы, весны подождать.

Чунг ничего не ответил – он направился в сторону каменного лабиринта.

Алеша хотел было пойти за ним, но тут почувствовал, как что–то коснулось его плеча. Он развернулся и увидел прямо за спиной туманное облачко из которого тянулась и дотрагивалась до него рука. Это была рука его матери!

Алеша схватился за руку, и тут же облачко налетело на него, согрело теплым дыханием и… Алеша обнаружил себя лежащим на печке – он сжимал руку матери и весь трясся от холода.

Мать была смертельно бледна, по её щекам катились слёзы:

– Алёшенька, очнулся… Жив! Жив!!!

Алёша не выдержал и тоже заплакал.

Алешу разбудила мать – она попыталась улыбнуться, но губы её дрожали:

– Дядя Тимофей тебя нашёл. Хорошо, что он дрова неподалёку рубил. Назад на санях ехал – глядь ты лежишь… Весь белый, холодный… Рядом с тобой и Жар лежал, тоже обледенел, но ничего – теперь обогрелся.

В сенях застучали, матушка побежала открывать и тут же вернулась – прошла соседнюю горницу.

Вошла Ольга.

– Я слышала, ты заболел…

Оля едва не плакала… Надо сказать, что Оля по характеру была всё же сдержанной в проявлении своих чувств, и чтобы так вот задрожали её ресницы – очень сильное должно было быть потрясение.

Алёша, не желая причинять ей волнение, улыбнулся (правда улыбка вышла бледная), и проговорил:

– Ничего, ничего – всё в порядке… Что было, то и ушло… А сейчас, пожалуйста…

– Да, да, конечно…

Алёша, соскочив на пол, поспешно стал натягивать штаны, потом рубаху – в это время из соседней горницы вернулась с каким–то другим варевом мать, всплеснула руками:

– Алёша, вернись же на печку, и лежи…

Ледышка кольнула его в сердце, и он почувствовал раздражение, довольно–таки грубо отвечал:

– Да не маленький я уже!

Тут замер юноша – испугался тому неожиданному раздражению, которое в его голосе прорвалось. Взглянул на мать – она стояла, сильно побледневшая, осунувшаяся, после бессонной, проведённой рядом с ним ночи, и он выскочил в сени, где стояла, дожидалась его Оля.

Оля взяла его за руки, тихо вздрогнула, и тепло–тепло и тихо прошептала:

– Какие холодные…

– Да… а у тебя… горячие…

Тут Алёша хотел ей сказать какие–нибудь необычайные, прекрасные слова, но тут сильнейшая, никогда прежде невиданная боль прорезалась от его сердца, через всё тело.

– Алёшенька, миленький, что с тобой… – с материнским, ласковым чувством прошептала Оля, и тут случайно дотронулась до леденистого нароста, который у него над сердцем выпирал. Холод обжёг её пальцы, и хотя первым порывом было отдёрнуть руку – она всё таки сдержалась, и остановила ладошку на этом наросте – согревала.

И вот отступила от Алёши боль – тепло и благодатно от этого прикосновения ему стало, и он с благодарностью взглянул на Олю. Она не отрывала ладошки, шептала:

– Откуда же это…

– Да так ерунда.

В это время из горницы раздался голос матери:

– Алёша, что ж ты там долго?.. Возвращайся скорее сюда, в тепло…

Когда они вошли в горницу, то мама ещё стояла у печи, она проговорила:

– Грейся, и не вздумай больше выходить. Что у тебя за недуг, я не ведаю; но скоро здесь будет Старец Дубрав – отец за ним поехал.

Старца Дубрава в народе знали и целителем, и чудотворцем. Жил этот древний человек в уединении, в маленькой избушке, что стояла в лесной дубраве (отсюда же он и имя своё получил, так как никто истинного его имени и не помнил. Впрочем, чаще его называли просто Старцем – и стоило только сказать «Старец», как вспоминали именно его, Дубрава)… Как говорили – друзьями его были лесные птицы и звери, он знал их язык и общался с ними. Еще поговаривали, что старец этот в родстве с Бабой–Ягой и в полнолуние летает вместе с ней на метле. Несмотря на такие поверья, его любили – кто еще, кроме него, мог в мгновенья ока снять жар, вылечить от лихорадки, излечить рану полученную на охоте, изничтожить боль?.. Поэтому крестьяне, как приключится какая беда, спешили к Дубраву, звали его, и он некогда не отказывал…