Дмитрий Щербинин - Спящие боги

«Кто я?.. Творимир? Волод–младший?… Больно!.. Ну, хватит же!.. Как все перемешалось!.. Ведь это АД!.. Но из ада должен быть выход!.. Больно!.. Я должен что–то вспомнить!.. Больно!.. Какая же боль! Помоги мне выдержать эту боль!.. Вспомнить!..»

И вот оно воспоминание. Яркое – кроваво–огненное, отчетливое.

* * *

Двадцать пятый год осады Гробополя. До окончания войны еще пять лет.

Небо заволок черный дым пожарищ. По выжженной сухой земле, по низким, тяжелым склокам дыма мечется кровяное зарево. И не понять, ни какое время суток, ни какое время года. Но жарко и душно.

Творимир, и его семнадцатилетний сын Волод, а вместе с ними большая ватага озверевших от долгого безделья и постоянного напряжения молодчиков обшаривает окрестности.

Впереди, по раздробленной дороге заскрипела небольшая, видно издалека притащившаяся телега. Одинокий, завернутый в рванье возчик горбился над вожжами.

Молодчики подбежали, окружили телегу. Подошел и Творимир со своим сыном. Крикнул возчику:

– Эй, ты кто?!

Возчик еще ниже склонился. Лицо его скрывал капюшон. Раздался тихий, намеренно глуховатый голос.

– Так… по своим делам…

– Какие такие свои дела, во время войны?! – рявкнул Творимир.

Волод прекрасно понимал своего отца – чувствовал то же, что и он. И тоже зло, громко крикнул:

– Когда тебя спрашивают – быстро отвечай!.. Не хочешь?!.. Ну так – снимай капюшон!..

– Я человек мирный. Родных решил проведать!..

– А мне кажется – лазутчик! – стараясь подражать манерам отца, крикнул Волод. – А ну, сдернете с него покрывало. Если морда не понравиться – тут и повесим, да еще кишки выпотрошим!..

Несколько молодчиков с готовностью запрыгнули на телегу. Сорвали с возчика капюшон…

Это была молодая, очень красивая девушка.

Волод растерялся, но все ж крикнул:

– А мордашка–то понравилась! Но все равно не отпустим!.. Тебе с нами понравится!..

Молодчики дружно захохотали, и кто–то уже нетерпеливо (истомились, видать), стаскивал штаны. Но один мужичина, желая выслужиться, истово ударил себя в грудь, и крикнул:

– Так сначала нашему начальнику это сладенькое дадим, а?! – он обернулся к Творимиру и Володу и, сладострастно ухмыляясь, низко поклонилась.

Творимира трясло. Это была та самая дева–птица. Двадцать пять лет они не виделись, почти уже забылось… И вдруг Творимир, страшный, с выпученными, мученическими глазами, обернулся к Володу, и сильно сжал его за плечи:

– Сын… Озеро… Помнишь?!.. Я ее предал тогда!.. В лед был вморожен… Но она с неба сошла… Ее тела, по моему желанию, сложились – образовали этот мир…

И Володу было не до веселья. Он действительно вспоминал озеро. Часто наведывался этот сон: замок, Три Сестры, предательство, впустую прожитая жизнь, гробница, пришествие весны… Удивительный это был сон: помимо озера наваливалось еще бессчетное множество воспоминаний: и Земля, и бытие художником. Одним словом, во снах Волод–младший был и Творимиром и Володом–старшим. Просыпаясь, он не знал, кто он на самом деле: Творимир–Волод–старший, которому сниться, что он озлобленный мальчишка Волод–младший; или, все–таки, этот Волод–младший, который ничего, кроме войны не видел…

– Отец – я помню! Но это бредовый сон – не более того! Он что – и тебе сниться?!

По темному, изрытому шрамами лицу Творимира катились крупные капли пота. Он все время смахивал их, и бормотал:

– Бредовый сон?.. Да, пожалуй, так и есть. Есть только эта война и служение Царю. Больше ничего нет, и никогда не было!..

Несколько молодчиков удерживали девушку, желающий выслужиться спрашивал:

– Ну так – вы первыми, да? Прямо тут, под тележкой! А ваша супруга ничего не узнает!.. Будьте уверены!..

Ясный лик девушки был спокойный, и только глубокая, горькая печаль в ее очах. Она говорила тихо:

– Я ехала к своей матушке. На этой войне она потеряла двоих сынов – теперь она совсем старенькая, слабенькая, седая. И я – последнее, что у нее осталось.

Стоявший рядом молодчик сильно ударил ее ладонью по щеке, рявкнул:

– Заткнись!.. Сыны–то, небось в Гробополе погибли? Ась?!

Голос ее оставался таким же тихим и спокойным:

– Ведь все мы люди. Грызться за кость и псы могут. Насекомые друг друга жалят, куски друг у друга рвут. А мы люди. Мы любить друг друга должны.

– Заткнись! – еще один удар по щеке.

– Сейчас полюбим! – усмехнулся другой. – Все по очереди. Мало не покажется!

– Довольно! – не своим голосом прохрипел Творимир.

Молодчики кланялись, осведомлялись: