Дэниел Абрахам - Предательство среди зимы

Завтра последний день траура, свадьба последней дочери убитого хая и начало открытой борьбы за то, кто станет новым хозяином города. Подковерная борьба, несомненно, шла уже всю неделю. По улицам и переулкам давно сновали посыльные, и сохранялась лишь видимость траура.

Адаут Камау отрицал всякий интерес к престолу, но неоднократно намекал, что поддержка дая-кво может изменить его мнение. Маати не сомневался, что Дом Камау не отказался от претензий на хайский трон. Гхия Ваунани был безупречно вежлив, дружелюбен, откровенен и в течение всей беседы ухитрился не сказать ни слова.

В последнее время Маати пристрастился к прогулкам. Шрам на животе был еще розовым, но приступы боли случались совсем редко. Бурая мантия говорила прохожим о его высоком положении, и Маати редко мешали — реже, чем в библиотеке или в собственных покоях. Да и думалось на ходу легче.

Он должен был поговорить с Дааей Ваунёги, будущим свекром Идаан Мати. Маати откладывал встречу, не зная, как совместить соболезнования и поздравления. Вести себя печально и отстраненно или весело и дружелюбно? Любой выбор будет неверным. Однако откладывать дальше нельзя, и в любом случае его ждали дела понеприятнее.

Для домов утех в Мати не отводился отдельный квартал, как в Сарайкете. Здесь продажные женщины и азартные игры, вино с дурманом и комнаты для тайных встреч можно было найти по всему городу, что Маати не нравилось. Несмотря на все подпольные забавы, ходить по веселому кварталу Сарайкета было безопасно. Там была вооруженная стража, услуги которой оплачивались вскладчину. В отличие от Сарайкета в остальных городах Хайема некоторые дома утех охраняли улицу напротив, но не более того. Бродить в одиночку по темным предместьям не стоило.

Маати остановился у тележки водовоза и заплатил медную полосу за чашку прохладной воды с соком персика. Поэт неторопливо пил, поглядывая на солнце. Оказалось, почти ладонь он вспоминал Сарайкет, избегая серьезных размышлений о семействе Ваунёги, о загадочных убийствах, о похищении Оты-кво и его мнимой смерти.

Горькая правда была в том, что за все время Маати не подошел ближе к отгадке. Да, теперь он лучше понимал придворную политику, знал все знатные Дома и всякие подробности: Камау поддерживали заводчики, которые выращивали собак для шахт, и медные кузнецы; Ваунани — ювелиры, красильщики и кожевники; Ваунёги торговали с Эдденси, Гальтом и Западными землями, причем с меньшей выгодой, чем Радаани. Однако все это не приблизило Маати к пониманию простых и известных фактов. Кто-то убил хая с сыновьями и хотел переложить вину на Оту-кво.

И все же у Оты-кво были помощники. Кто-то его освободил и инсценировал его смерть. Маати снова вспомнил разговор с Радаани — а вдруг за нежеланием бороться за престол кроется поддержка Оты-кво? — но не нашел никаких доказательств.

Он отдал чашку водовозу и пошел дальше по улицам, пока не заныли колени и бедра. Солнце склонялось к западным горам. Зимой дни и без того короткие, а солнце, как и сейчас, будет прятаться за горами, не успев достичь горизонта. Несправедливо.

Когда Маати вернулся во дворцы, пешая прогулка до Ваунёги его уже не прельщала. Все равно они будут заняты приготовлениями к свадьбе. Лучше поговорить с Дааей Ваунёги потом, когда все успокоится. Хотя, конечно, к тому времени утхайем соберется на совет, и одним богам известно, успеет ли Маати что-то выяснить.

Возможно, преступник откроется лишь тогда, когда все увидят нового хая.

Оставалось еще одно, последнее. Маати сомневался в успехе, но не мог не попытаться. Во всяком случае, дом поэта был ближе, чем Ваунёги. Маати свернул на тропинку среди дубов, и камешки захрустели под его весом. С деревьев, фонарей и скамей уже сняли траурные ленты, но пока не заменили яркими флажками и цветами.

Когда Маати вышел из-за деревьев, на ступенях перед открытой дверью сидел Размягченный Камень. Увидев гостя, массивная фигура повернулась к дому и что-то пробасила. Маати не разобрал слов. Будь он воробьем или убийцей с пылающим мечом, андат повел бы себя так же, подумалось поэту.

Из дверей выбежал сияющий Семай. От разочарования при виде Маати он погрустнел и принял позу вежливого приветствия.

Наконец в голове Маати все сложилось: гнев Семая, когда тот узнал, что Ота жив, а Маати это скрыл; отсутствие свадебных украшений на деревьях; разочарование, что Маати — всего лишь Маати, а не другой, более желанный, гость… Бедняга влюблен в Идаан Мати.